Проект обновленного «Чина присоединения к древлеистинной (старообрядческой) Русской Церкви от никонианской ереси», который станет предметом подробного рассмотрения в предлагаемой статье, впервые попал мне в руки незадолго до собора Русской Православной Старообрядческой Церкви 2005 года, на котором его предполагалось обсудить и утвердить взамен прежнего «Чина присоединения», изложенного в потребнике издания еп. Арсения Уральского. Однако на соборе проект не обсуждался. Спустя год с лишним, одно из официальных лиц Старообрядческой Митрополии предложило мне рассмотреть и прокомментировать заново отредактированный вариант того же текста. При этом было сказано, что хотя текст еще не утвержден собором, он уже используется некоторыми священниками на практике. Говоривший со мною деятель Митрополии не уточнил, используется ли он с по архипастырскому благословению, или же это делается по собственному почину не названных им «некоторых священников». Поскольку, таким образом, указанный документ успел приобрести публичный статус, я срочно начал работать над комментариями к нему. Но на Освященном соборе 2006 года до обсуждения этого проекта дело опять не дошло.
Тем временем, вовсю разгоралась борьба партии «ревнителей» против нынешнего священноначалия нашей Церкви. В частности, «ревнители» ставили в вину Митрополиту Корнилию то, что уже давно подготовленный в новой редакции «Чин» до сих пор не получил соборного утверждения. Фактически Первосвятителя обвиняли в умышленном затягивании дела, едва ли не в саботаже. В ходе предсоборной агитации сайт «Соборность», ставший главным рупором оппозиции, опубликовал текст «Чина» и разъяснения к нему. В этой публикации проект «Чина» имел некоторые небольшие отличия от того текста, работу над разбором которого я в то время уже завершал. Но в предлагаемой статье мною рецензируется не тот вариант, который выложен на сайте, а текст более чем двухлетней давности.
1
С самых древних времен в постановлениях церковных соборов, решавших вероучительные вопросы, догматы веры определялись как в виде положительных утверждений, так и в отрицательной форме – то есть, в виде анафематствования учений неправославных, отвергнутых полнотой Христовой Церкви. Греческое слово «???????» означает отвержение. Западный церковный писатель 5 в. прп. Викентий Лиринский понимает анафематствование как безусловное извержение из Церкви, как крайнюю меру самозащиты Церкви от чуждых учений: «Анафема да будет – да будет, то есть, отделен, отлучен, извержен, чтобы лютая зараза одной овцы не запятнала ядовитой смесью невинного стада Христова» (Памятные записки, 1, 8).
Но распространено было среди христиан и несколько иное понимание этого слова. Иоанн Златоуст, наблюдая, как разделенные ересями и расколами христиане Антиохии с легкостью кляли друг друга, предостерегал:
«Изрекаемое тобою слово «анафема» не то ли значит, чтобы такой-то был предан диаволу, не имел участия во спасении, был отвержен от Христа? Но кто ты, присвояющий себе такую власть и великую силу? Тогда сядет Сын Божий и поставит овцы одесную, а козлища ошуюю (Мф, 25, 31-33). Почему же ты присвояешь себе такую честь, которой удостоен только сонм апостолов и истинные и во всем точные их преемники, исполненные благодати и силы? И они, строго соблюдая заповедь, отлучали еретиков от церкви, как бы исторгая этим у себя правый глаз, чем доказывается их великое сострадание и соболезнование, как бы при отнятии поврежденного члена. Посему и Христос назвал это отторжением правого глаза (Мф, 5, 29), выражая сожаление отлучающих. Поэтому они, будучи строго исполнительными как во всем другом, так и в этом деле, обличали и отвергали ереси, но никого из еретиков не подвергали проклятию… Почему же… ты осмеливаешься делать это, поступая вопреки (цели) смерти Господней, и предупреждаешь суд Царя? (…) Но что говорят люди, способные на всякое зло? Он еретик, – говорят они, – имеет в себе диавола, произносит хулу на Бога и своими убеждениями и суетною лестию ввергает многих в бездну погибели; посему он отвержен отцами, а особенно – учитель его, произведший разделения в Церкви…» И чуть ниже Златоуст отвечает на это выражение непримиримости: «Простри сеть любви, не для того, чтобы храмлющий погиб, но лучше, чтобы он исцелился; покажи, что ты… хочешь собственное благо сделать общим, (…) и таким образом, раскрыв сокровенное, извлеки из бездны погибели погрязшего в ней умом. Научи, что принимаемое им по пристрастию или по неведению за хорошее – несогласно с преданием апостольским. И если человек заблуждающийся примет это наставление, то, по изречению пророка, он жизнию поживет, и ты избавиши душу твою (Иез 3,21); если же он не захочет и останется упорным, то, дабы тебе не оказаться виновным, засвидетельствуй об этом с долготерпением и кротостью, (…) без ненависти, без отвращения, без преследования, но оказывая искреннюю и истинную любовь к нему… О сем, говорит Господь, разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою (Ин 13,35), а без нее ни познание таин Божиих, ни вера, ни пророчество, ни пророчество, ни нестяжательность, ни мученичество за Христа не принесут пользы…» (Творения, т. 1, ч. 2, с. 762-764).
Надо признать, что призыв великого святителя не вполне достиг своей цели. В последующие века анафема в церковной жизни применялась все шире. Причина этого – в том, что после вероучительных определений Вселенских соборов, призванных утвердить единство Церкви во всей Римской (позднее – Византийской) империи, государственные власти всегда объявляли о преследовании по закону всех несогласных, угрожая репрессиями до смертной казни включительно. Приходя к православию от той или иной ереси, – по убеждению, или по страху наказаний, – человек произносил анафему на эту ересь, как некую клятву или присягу, признавая, что в случае ее нарушения он подлежит наказанию по закону. Это делалось письменно, по установленной форме, как юридический акт. Вот типичный образец такого формального обещания. Вместе со множеством подобных, он сохранился в составе деяний Эфесского собора:
«Я, Авксоний, филадельфиец, новацианин, познав кафолическую веру… приступил к святой, кафолической и православной Церкви Божией. Анафематствую всякую ересь, особенно новациан… клянусь священною клятвою – именем святой и единосущной Троицы и благочестием и победою владык императоров Флавия Феодосия и Флавия Валентиниана; и если нарушу что-либо (в моей клятве), то да подвергнусь со всем домом моим строгости законов. Под прочитанным мне изложением веры, с которым соглашаюсь, подписуюсь собственной рукою».
Нередко анафема произносилась как личное проклятие, обращаемое на того или иного лжеучителя и всех последующих ему; и опять-таки в форме клятвы юридической. В случае же временного торжества той или иной ереси (например, монофелитов при имп. Констансе или иконоборцев при Льве Исавре) таким же анафемам и, соответственно, репрессиям подвергались исповедники православия. В этом сказывалась оборотная сторона заботы о религиозном единомыслии и защиты правой веры, которая в Средние века считалась одной из главных задач государственной власти.
2
Древняя Русь в основном унаследовала от Византии ее церковную и юридическую практику. Перешел к нам и обычай анафематствований, которые произносились при переходе из того или иного лжеверия в православную веру. Характерно то, что в русских переводах греческих чинов довольно обычно (даже как правило) слово «анафема» переводилось: «да будет проклят». Наши переводчики, конечно, знали, что «анафема» (т. е. отвержение, отлучение) не вполне соответствует по смыслу русскому слову «проклятие». В греческом языке есть слово «??????», означающее именно проклятие в смысле предания силам ада. И оно, конечно, считалось безусловно предосудительным. Тем не менее, слово «проклятие» стало для нас синонимом слова «анафема» не случайно, а по определенной последовательности мышления. Древняя Русь представляла собой государство с безусловным, исключительным господством православной веры, со всех сторон окруженное враждебными иноверными странами и народами. Внутри самой Руси законное существование никаких других религий не предполагалось. Остатки язычества искореняли силой. Ислам (после покорения татарских ханств Поволжья) власти терпели только в тех случаях, когда не видели реальной возможности его преследовать, – во всяком случае, в России 15-17 веков мусульмане не имели никаких гарантий свободного исповедания своей веры. Иноверец почти всегда воспринимался как национальный враг, вероотступник – как государственный изменник, достойный лютой смерти. Переходя на русскую службу и принимая православие, иноземцы давали отречение от прежней веры вместе с присягой на верность русскому царю. Этому акту, можно сказать, сознательно придавался смысл ритуального «заклятия» самого себя. Проклятие делало полностью невозможным и запретным любое общение с прoклятыми, заставляло человека «сжигать за собою все мосты».
По этой же самой логике мышления, на Соборе 1666-1667 годов старообрядцы были преданы проклятию в самых страшных выражениях. Русь впервые столкнулась с проблемой разноверия в среде собственно русского народа. И государственная власть, и господствующая иерархия поняли и расценили это только так, как они, в силу сложившейся традиции, могли понимать. Сами взявшись за насильственное реформирование средневекового русского общества, они при этом оставались людьми средневекового же воспитания. Поэтому, в соответствии с еще не изжитыми средневековыми схемами мышления, они объявили староверов врагами Божиими, достойными вечной погибели, и врагами царевыми, достойными всевозможных казней. Характерно, что самые убийственные слова утвержденных собором анафематствований на «раскольников», где на их головы призывались «Каиново трясение и Гиезиева проказа», и участь их полагалась «со Иудою и с распеншими Бога жидами», не были придуманы специально для этого случая, а были взяты из чина отречения «приходящих от жидовства», то есть исходили из уже привычных, древних источников.
Довольно естественно, что по мере культурных изменений, происходивших в России в ходе реформ Петра Первого и в последующее время, проклятия использовались все меньше. Общество становилось все более разнородным в религиозном отношении; русские (во всяком случае, в городах) теперь жили в повседневном бытовом общении с немцами-лютеранами, поляками, евреями, армянами, татарами. Странно, казалось бы, в это время воздвигать стену отчуждения внутри самого русского народа – между теми, кто остался в подчинении господствующей иерархии, и старообрядцами. Но, тем не менее, это отчасти произошло. С одной стороны, старообрядцы были преследуемы как мятежники, ослушники Церкви, и их общественный статус существенно отличался от положения приверженцев «иностранных» или «инородческих» вероисповеданий. С другой стороны, в 18 веке среди самих старообрядцев распространилось мнение о реформах Никона и Петра, как о знамениях пришествия антихриста, а о тех, кто подчинились им, – как о принявших на себя антихристову печать.
Постепенно проклятия на старые обряды и старообрядцев перестали применяться в практике господствующей Церкви. Сам факт их наложения был, конечно, всем памятен, но иерархи прилагали все усилия, чтобы их как-то затушевать или перетолковать. Это совершенно понятно: проклятия смущали совесть самих членов господствующей Церкви, особенно единоверцев; проклятия препятствовали эффективной миссионерской работе среди старообрядцев. Поэтому реально в чине присоединения от раскола они в 19 веке уже не использовались.
В это же самое время старообрядцы сохраняли и продолжали разрабатывать чины проклятия Никоновых ересей. Сохраняется это явление в нашей церковной жизни и поныне. И, если чин отречения, изложенный в потребнике еп. Арсения Уральского, был сокращением прежде существовавшего в рукописях чина, то разработанная теперь редакция чина отречения содержит уже новые, неизвестные ранее статьи. Значит, присоединение без отречений и проклятий у нас по-прежнему считается невозможным. Почему же так? И как поступать будет более правильно и согласно с духом св. Евангелия и с апостольским и святоотеческим преданием?
Вопрос имеет разные стороны, в том числе и психологическую. Малым обществам, которые больше чувствуют на себе влияние извне, чем сами способны оказывать влияние на внешний мир, свойственна большая жёсткость в отношении к чужакам, к оппонентам, чем крупным. Не прошли бесследно и века гонений, память о которых еще до сих пор передается по наследству во многих традиционных старообрядческих семьях. Но мы рассмотрим здесь лишь историко-богословскую сторону вопроса. Дело, очевидно, в том, что составители упомянутых чинов находят себе пример для следования и подражания в чинах отречения от яковитской ереси, от латинства, протестантства и других вер, включенных в «Большие потребники» издания патриархов Филарета, Иоасафа и Иосифа. Эти чины обычно рассматриваются у нас как часть святоотеческого предания. Многим кажется, что обойтись при чиноприеме без отречений и проклятий – значит, отступить от предания отцов.
Выше уже было сказано, что применение отречений и проклятий в древней Русской Церкви имело некоторые смысловые отличия от византийской практики. Но даже и то, что между Византией и Русью по этому вопросу было общего, являлось характерным для эпохи средневековых государств с монархом в непременной роли гаранта религиозного единомыслия в обществе. Отделение от господствующей веры в таких обществах всегда влекло за собой изоляцию, резкое отторжение от окружающих и жестоко каралось. Анафема не только в чисто церковном, но и в государственно-юридическом смысле фиксировала это отторжение. Пример Златоуста показывает, что в те времена, когда средневековый порядок отношений между Империей и Церковью еще не вполне сложился, некоторые церковные учители не одобряли применения проклятий даже к уже осужденным еретикам. Это и понятно: в уже цитированном нами «Слове о проклятии» Златоуст подчеркивает, что с легкостью проклинающие других – сами в вере разбираются очень слабо, да и христианскими добродетелями, как правило, не отличаются. Видя, что проклинать кого бы то ни было – нравственно вредно, что это далеко уводит от евангельского духа, великий проповедник решительно осуждает эту привычку.
Итак, обычай проклинать еретиков утвердился в средневековом христианском обществе не по соображениям духовной пользы. Он стал некоей мерой общественной безопасности, мерой поддержания в обществе единомыслия. Но надо помнить, что Церковь живет в мире грешном и полном лжи; в этом мире нередко обвинялись в ереси и подвергались проклятию не враги Бога и правой веры, а ее чистосердечные и пламенные исповедники. А народная толпа, послушная приказам властей, с готовностью, с удовольствием проклинала того, кого ей на этот раз велели проклинать. Например, житие прп. Максима Исповедника сохранило яркое описание того, как старца-подвижника, одного из образованнейших и честнейших людей своего времени, с побоями и поруганиями таскали по константинопольским улицам, а верноподданные кесаря, старательно выражая свою гражданскую лояльность и «благочестие», плевали в него и выкрикивали анафемы. Во все времена находятся люди, которым приятно выместить на беззащитном, преследуемом, опозоренном ближнем чувство собственной униженности, недовольство жизнью и т. п.
Мы, люди, родившиеся в 20-м веке, тоже знаем кое-что подобное. Фашизм и большевизм, с их «отлучениями» и истреблением инакомыслящих, со своими инквизициями, со своей «истинностью и непогрешимостью», с «великими целями», ради которых не жаль принести в жертву миллионы жизней, - возникли именно в христианских странах и были сатанинскими пародиями на Церковь. Они были вдохновлены не благодатью Св. Духа и не любовью к Богу и ближнему, но, напротив, аккумулировали в себе разрушительный заряд человеческой ненависти. Если теперь, после этого страшного опыта, человек видит, что в церковной среде тоже принято соединяться не в любви Христовой, а в проклятии на всех, кто верует иначе, это сразу напоминает ему что-то знакомое из недавней истории… И, вспомнив, на что именно это похоже, добрый человек в недоумении остановится перед церковным порогом. Но этот порог с энтузиазмом переступит тот, кто ищет, куда бы направить свою ненависть и агрессию, под каким бы флагом бить «чужака» или подавлять слабого…
Взрыв летом 2006 года на Черкизовском рынке в Москве был ярким примером. Главарем группы террористов стал человек, который в течение некоторого времени числился среди активных прихожан старообрядческого храма. Будучи сам по себе бесчеловечным преступлением, для нашей Старообрядческой Церкви этот взрыв явился еще и грозным предупредительным знамением. Но когда люди упорно пренебрегают знамениями, тогда, наконец, на их головы низвергается всепопаляющее пламя Божьего гнева.
3
Перейдем к следующему важному вопросу: насколько душеполезной и назидательной является практика проклятий и отречений при вступлении в Старообрядческую Церковь для самих присоединяемых, для священников, совершающих чин присоединения, и для всех свидетелей и участников данного обряда? Здесь я буду говорить не об отречениях вообще, а специально об отречениях и проклятиях, которые предлагается произносить присоединяемым к нашей Церкви от новообрядчества.
В собственном опыте я не видел пользы от этих отречений. В большинстве виденных мною случаев последствием были тяжелые моральные травмы, иногда доходившие даже до психических расстройств. Результатом было или непреходящее чувство вины перед родными и близкими, которых клятва как бы невидимо отрезала от того, кто ее произнес, или – что еще хуже – ожесточение и цинизм.
Знаю случай, когда мать присоединяемого жениха, пораженная проклятиями, которые ей неожиданно пришлось услышать (дело было на Рогожском), в свою очередь, вслух прокляла священника, который производил чиноприем, да и всех старообрядцев заодно, включая свою невестку. Можно представить себе, какой печатью легло на дальнейшую жизнь новобрачной пары такое начало. Она оказалась действительно кошмарной и кончилась трагически. Некоторые священники сами свидетельствуют, что чтение проклятий приносит им жестокую муку, что они подчас даже видят в этом причину своих болезней или семейных скорбей. Да и само выражение лица священника при этом, сколько мне случалось видеть, всегда выдавало, что ему крайне неприятно делать то, что он вынужден делать.
О реакции самих присоединяемых я уже говорил. Самые душевно здоровые (и самые счастливые) из них – просто напрочь забывают о том, что было при их присоединении. Но людей, для которых произнесенные ими анафематствования потом служили утверждением в вере и добрых христианских нравах, которых они духовно возвышали, – таких я просто не встречал. У меня нет ни одного свидетельства в пользу того, что «отрицавшиеся от никонианства» со всеми положенными проклятиями бывают более тверды в верности старообрядчеству, чем те, кого присоединяли без этих проклятий. По-моему, чаще даже наоборот.
Может быть, найдутся желающие оспорить мои утверждения. Бог да будет судьей всем нам. Все судится по плодам.
«Плод же Духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание. На таковых нет закона. Но те, которые Христовы, распяли плоть со страстями и похотями. Если мы живем Духом, то по Духу и поступать должны» (Гал 5,22-25).
Умножает ли практика проклятий в нашей Церкви «плоды Духа»? Боюсь, что именно эти проклятия иссушают в ней духовную жизнь и лишают ее добрых плодов.
Мне возразят: «А как же древняя Церковь, проклиная ереси и еретиков, имела духовные плоды в изобилии?» Если говорить о средневековой Церкви, то в ней нередко являлись святые, светившиеся как звезды в ночи, но повседневная жизнь большей части общества – иерархов, «благоверных и христолюбивых» правителей, клириков, простых христиан, – была полна не духовных плодов, а вопиющих безобразий и несправедливостей, совершенно противоположных Слову Божию. И по этой части русское общество времен «Стоглава» и первых патриархов было не более праведным и святым, чем западноевропейское. Тогдашние рядовые христиане не отказались бы при удобном случае проклясть и похулить иноверца, полюбоваться мучениями сжигаемого на костре еретика или ведьмы, - только собственную их христианскую жизнь это как-то мало украшало…
Поэтому будем стремиться подражать прежним святым, через которых и проявлялись в жизни Церкви дарования духовные. Но стоит ли подражать средневековому мещанству, сочетавшему обрядовую набожность с нетерпимостью и жестокостью?..
4
Прежде чем обратиться собственно к проекту, который будет предложен очередному Освященному собору, рассмотрим тексты аналогичных документов, исторически предшествовавших ему.
Вот чин отречений «от никонианской ереси», употреблявшийся в 19 веке. Привожу его по рукописи 1870-х гг., имеющей небольшие утраты.
Сначала приходящий проклинает всех прежних ересеначальников, начиная с Симона волхва и кончая Лютером и Кальвином. Далее:
«Вся заповедания и проповедания еретическая проклинаю, яже прокляша святии отцы на седми вселенских соборех, такоже и единомысленныя их вся проклинаю, и глаголю сице:
Иже не исповедует Святыя Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, да будет проклят.
Иже не глаголет приимша Господа нашего Исуса Христа плоти от Святыя Девицы и Богородицы Марии, да будет проклят.
Не исповедующии Господа нашего Исуса Христа безстрастна по божеству, страстна же и смертна по человечеству, да будут прокляти.
Не исповедующии дву естеству и дву волю, един же состав, в Господе нашем Исусе Христе, да будут прокляти.
Не поклоняющиися святым иконам Господа нашего Исуса Христа, и Пресвятыя Богородицы, и всех святых, да будут прокляти.
Не исповедающии Марии чистыя Матере Господа нашего Исуса Христа в правду и воистину Богородицы присно Девыя, да будут прокляти.
Иже не исповедует безкровныя жертвы сущаго телесе Господа нашего Исуса Христа, да будет проклят.
Аще кто двема персты не благословляет якоже и Христос, или не воображает крестнаго знамения, да будет проклят.
Иже не крестит в три погружения, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, да будет проклят.
Вси сопротивно творящии и мыслящии святым всея вселенныя седми собором еретицы: с ними же и Никон бывший всея России патриарх, возмутитель древнему вселенскому православию, и всем последним раздорам и расколам виновник, и вси споборницы его да будут прокляти.
Проклинаю же всех еретиков отступников православныя веры, отвергающих апостольския и святотеческия древлевосточныя и грекороссийския Церкви догматы и предании, и хулящих истиннохристианское учение, аки бы не от живаго источника напаяющее, но от горьких вод рождения ехидна ядом аспидовым, и якобы врата адовы низводящия в геенну огненную.
Проклинаю прелагающих и развращающих пророческия, евангельския, апостольския и святоотеческия словеса, и церковныя чина и уставы, по своему кривосказательному мудрованию.
Проклинаю отмещущих всероссийский Стоглавный собор (далее из книги вырезан лист).
Проклинаю отмещущих имя Христа Спасителя нашего пишемое с единою иотою сице: IСЪ, аки бы не изображающее Спасителя и Исцелителя, но равноухаго, чудовищнаго и ничего не значущаго.
Проклинаю скверное крещение обливаемое, а не погружаемое, по Господню образу иже во Иордане, и святыми апостолы нам преданное в три погружения, во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Проклинаю порицающих за неприятие единопогружательнаго, обливательнаго и кропительнаго крещения за равносильное с трепогружательным: тупыми и грубыми сумазбродами, афеистами, безбожниками и невежами.
Проклинаю оригенолатинское о зачатии человечестем мудрование, якобы мужеск пол чрез 40, женск же чрез 80 дней по зачатии одушевляется.
Проклинаю развращенно и ложно сказующих, якобы Господь наш Исус Христос распятся на дубовом двучастном кресте, и хулящих трисоставный крест Христов брынским, раскольническим и смертоносным ядом.
Проклинаю испревращающих распятие Христово шаровным и ваяным устроением странно и необычно, висит не по подобию, длани пригвождены, а персты не распростерты, но зжаты, и во обе ноги Христовы един гвоздь вонзен.
Проклинаю отрицающих священнодействуемой просфиры за изображение трисоставнаго креста с евангельским надписанием: «Се Агнец Божий, вземляй грехи всего мира» прелагатися в Тело и Кровь Христову.
Проклинаю отвергающих и проклинающих христопреданное двуперстное сложение, на крестное знамение и благословение, и порицающих арианством, македонианством, несторианством, арменством, ариевою пропастию, злобожным разделением, адовыми вратами, демоноседением, волшебным знамением, арменским кукишем, чертовым преданием, вражескою прелестию и вражеским всеянием.
Проклинаю странно некако благословляющих пятию персты.
Проклинаю неистинно творящих крестное знамение на лицы своем.
Проклинаю не глаголющих и не поющих аллилуия по дважды, с приглашением «Слава Тебе, Боже», и оглаголующих сию божественную песнь богомерзскою македониевою ересию и раскольническим суеверием.
Проклинаю развращающих чин церковный, еже не творити земных поклонов во святыя посты, по преданному от отец уставу.
Проклинаю пишущих святыя иконы не по подобию первообразнаго, но странными и дебелыми начертаньми, и от надписания точию имени Христа Спасителя, и Пречистыя Богородицы, и прочих святых познаваемыя.
Проклинаю иже по месалианскому и василианскому мудрованию, грехи человеком без епитемей отпущающих.
Проклинаю прелагающих святых апостол и святых отец правилы, и разрешающих во святыя посты мясо ясти, и прочая отреченная.
Проклинаю богоненавидимую блудолюбнаго образа прелесть, душегубительныя помраченныя ереси, еже остригати и брити браду и усы.
Проклинаю отвергающих заповедь Божию и правилы святых апостол и святых отец, воспрещающия брадобритие, и глаголющих, яко брадобритие несть грех противу Бога.
Проклинаю латиноримский еретический обычай, еже всяко скверно и со псы из единых сосудов ясти и пити.
Проклинаю всякое ложное показание на святых отец писанием, и всякое неподобное действие, и всякия богомерзкия дела их и прочия иныя ереси, явленныя и неявленныя, и вся ересеначальники, и потворники, и звездословию внемлющия, и масонскому безбожию поучающияся, и всех единомудренных помощников их, и последующих им, и хвалящих их, – сих всех проклинаю, отрицаюся и отмещуся от них, и причитаюся Христу».
Теперь воспроизведем вариант «Чина отречения» из потребника, отредактированного и изданного еп. Арсением Уральским (гектографические издания 1890-х гг., типографское издание, озаглавленное: Чиноприятие приходящих от ересей и чин святаго крещения. Уральск, 1907). Хотя при жизни еп. Арсения его издания богослужебных книг подвергались критике на нескольких соборах, в послереволюционное время они прочно утвердились в обиходе старообрядческой Церкви (Белокриницкой иерархии). Ныне его вариант «Чина како приимати приходящих от великороссийския или единоверческия церкви» принят у нас в качестве основного. Вот этот текст, представляющий собою сокращенную переделку прежнего «Чина».
«Вси еретицы, осужденные на седми вселенских и поместных соборех, и отвергнутые святыми отцами, да будут прокляти.
Никон, московский патриарх, возмутивший древнее вселенское православие святыя Церкви, и учинившийся виновником многих раздоров и расколов, и вси споборницы его, отвергающии апостольския и святоотеческия предания, содержимыя древнею православною вселенскою Церковию, да будут прокляти.
Не исповедающии Святыя Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, единаго Бога в триех лицех, да будут прокляти.
Не крестящии в три погружения, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, да будут прокляти.
Не благословляющии двема персты, якоже и Христос, или не воображающии онеми на себе крестнаго знамения, да будут прокляти.
Порицающии двуперстное сложение для крестнаго знамения, арианством, македонианством, несторианством, и инеми многими злохулении, да будут прокляти.
Отрицающии пишемое имя Христа Спасителя нашего с единою иотою, сице - IСЪ, и глаголющии, якобы оное не знаменует Спасителя и Исцелителя, но инаго некоего Исуса равноухаго, и порицающии оное чудовищным и ничего не значущим, да будут прокляти.
Порицающии осмиконечный крест Христов брынским и раскольническим, да будут прокляти.
Отрицающии преложение священнодействуемой просфоры в Тело и Кровь Христову, на ней же изображен трисоставный крест с надписанием: «Се Агнец Божий, вземляй грехи всего мира», да будут прокляти.
Проклинающии глаголющих по святоцерковному преданию аллилуия по дважды, с приглашением: «Слава Тебе, Боже», и порицающии сию божественную песнь, богомерзскою, македониевою ересию и раскольническим суеверием, да будут прокляти.
Не принимающии в руководство священных правил, отлучающих за тяжкия грехи от святаго причащения на некия лета, и разрешающия браки в воспрещенных святою Церковию степенях родства, да будут прокляти.
Отрицающии устав церковный, творить земныя поклоны на молитве во святыя посты, да будут прокляти.
Учащии вопреки правил святых апостол и богоносных отец, во святыя посты ясти мясо, да будут прокляти.
Отметающии священное и святоотеческое писание, воспрещающее брадобритие, да будут прокляти.
Вся прочия иныя явленныя и неявленныя ереси, и всех ересеначальников, и безбожию поучающихся и всех единомудрствующих помощников их, и последующих им, и хвалящих их: сих всех проклинаю, отрицаюся и отмещуся от них, и причитаюся Христу».
Итак, два вышеприведенных текста – суть предшественники обсуждаемого ныне, который нашей Церкви предстоит принять на долгое время в качестве некоего официального утверждения своего вероучения в полемике с господствующей в России новообрядческой Церковью.
5
Теперь мы будем комментировать статьи нынешнего проекта, независимо от того, являются ли они новыми, оригинальными, или перенесены в новый «Чин» из прежних.
Статья 1. «Вси еретицы, осужденные на седми вселенских и поместных святых соборех, и отвергнутые святыми отцами, да будут прокляти».
Статья 2. «Никон, московский патриарх, возмутивший древнее вселенское православие святыя Церкви, и учинившийся виновником многих раздоров и расколов, и вси споборницы его, отвергающии апостольския и святоотеческия предания, содержимыя древнею православною вселенскою Церковию, да будут прокляти».
Обе статьи дословно заимствованы из «Чина» еп. Арсения, который, в свою очередь, перифразирует прежний «Чин» 19 века. Стоит задуматься о том, что означает фраза: «возмутивший древнее вселенское православие» .
Если бы под словами «древнее вселенское православие» подразумевалась вся совокупность учения и практики Русской Церкви к середине 17 века, то неуместной была бы вставка слова «вселенский», ибо все (или почти все поместные православные Церкви, кроме Русской, к этому времени перешли на новый обряд (есть свидетельства о том, что двуперстие к тому времени еще сохранялось среди сербов). Но, может быть, этим словом хотели подчеркнуть, что обряды и тексты, измененные Никоном, были непреложной частью именно вселенского православного предания? Но это утверждение очень спорно.
Верно, что документально и археологически подтверждается всеобщее (или, во всяком случае, очень широкое) распространение двуперстия. Но такие вещи, как написание «Исус», наречение Св. Духа в Символе веры «Истинным и животворящим», – были поместными славянскими особенностями, при том, что здесь же, в славянских Церквах, существовали и иные варианты. Если же говорить, например, о сугубом почитании осьмиконечного креста, - это и вовсе чисто русское явление 16-17 вв., не свойственное ни грекам, ни сербам, ни болгарам, ни русскому церковному быту домонгольского периода. Теперь, после полутора столетий интенсивных археологических исследований и глубокого изучения древнерусской иконописи и книжности, все это очень наглядно видно.
Остается предположить, что выражение «древнее вселенское православие» означает единомыслие в православной вере, которое сохраняли все поместные Греко-восточные патриархаты вместе с Русской и Грузинской Церквами до самого времени Никона. А Никон, стало быть, возмутил это единомыслие тем, что, привлекши к себе на помощь невежественных и беспринципных деятелей из Восточных Церквей, ввел иерархию Востока в грех осуждения и проклятия священных преданий, издревле принятых в Церкви Русской, и спровоцировал в «древнем вселенском православии» раскол по обрядовому вопросу.
Если так, то ересь никонианства содержится не в «новых обрядах», которые уже достаточно давно были усвоены восточными поместными Церквами, а в клевете и проклятиях на старые обряды, непоколебимо сохранявшиеся в Русской Церкви. Значит, допустимо сосуществование разных обрядов, имеющих неодинаковую степень древности.
Обратим внимание на то, что, кроме двух статей, перенесенных из дораскольных источников, остальные статьи «Чина» еп. Арсения начинаются так: «отрицающии…», «порицающии…», «проклинающии…», «развращающии…» Отсюда можно заключить, что в его представлении еретиками являлись не все вообще люди, крестящиеся тремя перстами или троящие аллилуия, а те, кто гнал и порицал православных христиан за содержание ими тех или иных древних благочестивых преданий.
В таком случае уходит на второй план вопрос о том, вселенское или поместное значение имеют эти предания, восходят ли они непосредственно к апостольскому времени, или к эпохам гораздо более поздним. Если даже будет археологически или документально доказано, что, например, двуперстие введено позже апостольской эпохи, - это нисколько не послужит к оправданию того грубого насилия над народной совестью, того циничного поругания отцов, которым с самого начала запятнали себя реформаторы. Моральная же правота старообрядцев и в этом случае останется вне сомнений.
Статья 3. «Уничижающие апостольские и отеческие предания, писанные и неписанные, и новосотворяющие некия иныя обычаи, несогласные с церковным преданием и учительством, да будут прокляти».
В пояснении к статье говорится, что «это отречение являет собой формулу 7-го вселенского собора и направлено против тех, кто дерзает произвольно изменять и отменять церковные предания и вводить что-то новое, несогласное существующему издревле». Точности ради заметим, что формула Седьмого собора близка лишь к половине этого отречения. Она буквально звучит так: «Кто отвергает всякое писанное и неписанное предание церковное, тот да будет анафема» (Деяния Вселенских соборов. Т. 4. Спб., 1996. – С. 607). Следующие засим слова, вероятно, являются пересказом таких выражений: «Прибавляющих что-либо к (учению) кафолической Церкви или отнимающих что-либо от него мы анафематствуем» (там же).
Судя по контексту всех деяний и документов Седьмого собора, здесь имеется в виду не неприкосновенность или неподвижность церковных обрядов, а защита предания церковного в его наиболее общих сторонах. Обычай иконного изображения Христа и святых являлся общим и древним для Востока и Запада, для всех поместных церквей. Защита и богословское обоснование этого общего предания и была задачей 7-го вселенского собора. Деяния этого собора были подписаны представителями римского папы Адриана. Но мы знаем, что некоторые частные предания, давно утвердившиеся к тому времени в Римской церкви, были далеко не сходны с восточными порядками. Не говоря о различном уставе и самом содержании богослужений, можно упомянуть, например, пост в субботу, бритье бород, всеобщий целибат духовенства, разницу в священных облачениях, и многое другое. Примерно через 80 лет после 7-го собора патр. Фотий писал папе римскому Николаю, намекая на известные римские обычаи: «Всякий должен хранить то, что определено общими вселенскими постановлениями. Но частное мнение кого-либо из отцов Церкви или постановление поместного собора может исполняться одними и быть неизвестным другим. Так, некоторые по обычаю бреют бороды, другие отрицают эту практику на основании соборных постановлений. Что касается нас, то мы считаем предосудительным поститься в субботу, … тогда как другие постятся во все субботы. Так предание избегает споров, ставя практику выше правила» (Patrologia graeca, t. 102, col. 604D – 605D).
Итак, 7-й вселенский собор не имел в виду искоренять всякое обрядовое разнообразие среди христиан. Нигде в его деяниях мы не найдем даже малейшего намека на это. Это и не было никогда свойственно учению кафолической Церкви, в древние времена стремившейся избегать споров о том, чей обряд или обычай древнее и чище.
«Церковные предания, в особенности те, которые не вредят вере, должно сохранять так, как они преданы предками, и… обычаи одних не разрушаются противоположным обыкновением других… Пусть каждая провинция исполняет свои обычаи и правила предков считает установлениями апостольскими» (блаж. Иероним). Одно предание, будучи достаточно старым и уважаемым в одной стране или местности, в другой местности может быть воспринято как «новосотворенное». Принцип, который провозглашает 2-я статья, может быть распространен даже на самые малые обрядовые различия и, таким образом, послужить не столько сохранению преданий, сколько расколам на почве разницы в преданиях. Более согласно с духом древней Церкви и ее святых отцов осуждать и отметать «новосотворенные» предания не вообще, не сами по себе, но лишь в том случае, когда они несут в себе (или выражают собой) реальные (а не лишь предполагаемые) искажения в вере. Думаю, что формулировка этого принципа, – который можно выражать и не в виде анафематствования, – должна быть тщательно богословски выверенной.
Статья 4. «Утверждающих, яко новосодеянные обряды и чины равночестны и равноспасительны истинным Христовым и апостольским таинствам и священнодействиям, издревле соблюдаемым в Церкви – отвращаюся».
Здесь сравниваются вещи разнородные и поэтому не подлежащие сравнению. Например: причащение Тела и Крови Христовы есть таинство. Христианин становится участником в этом таинстве посредством священнодействия божественной литургии. Сама же литургия имеет установленный чин и совершается по определенному обряду. Священнодействие без обрядов просто невозможно. Без них не удается обойтись даже протестантам: вместо отвергаемых древних обрядовых форм, они вводят новые.
Поскольку объектом критики в «Чине» являются новообрядцы, понятно, что имеет в виду автор текста: утверждение Поместного собора РПЦ 1971 года о «равночестности и равноспасительности» старых, дониконовских, и новых обрядов. В комментарии, который прилагается в проекте «Чина» к разбираемой статье, авторы везде помещают слово «обряд» в кавычки. Можно сделать вывод, что они считают это слово чуждым древлеправославию и как бы вводящим в заблуждение, уменьшающим ценность внешних форм богопочитания. Но, если кто-то из полемистов противоположной стороны и использовал его с этой целью, из этого не следует, что слово это вообще неприменимо или бессмысленно. Ведь и сами авторы не гнушаются назвать нашу Церковь старо-обрядческой. Итак, все-таки можно сказать, что сравниваются священнодействия, совершаемые по старому и по новому обряду. И совершаемые по старому обряду авторы объявляют «истинными Христовыми и апостольскими», а совершаемым по новому обряду в этом наименовании отказывают, и спасительными их не признают.
Говорить о спасительности вообще дело весьма дерзновенное. Можно вспомнить призыв Златоуста не судить прежде общего суда, а также слова ап. Павла о том, что без любви – ничто, пожалуй, не спасительно. Но если говорить и о чисто исторической стороне вопроса, – у авторов разбираемого текста не найдется достаточных оснований, чтобы все частности русской богослужебной практики, все церковные тексты, подвергнутые изменению в ходе никоновской справы, возвести к Самому Господу Исусу Христу и апостолам.
Двуперстие действительно является одним из наиболее древних и широко распространенных церковных преданий, что находит подтверждение в данных археологии. Но о многих других пунктах разногласий этого сказать нельзя.
Например, восьмиконечный крест (кроме случаев изображения Распятия Господня) не был в широком употреблении в древней Церкви. Это показывают памятники христианской древности по всему миру. Не буду приводить ссылки на литературу: любая иллюстрированная книга по древнехристианскому искусству засвидетельствует это. Но сейчас, во времена Интернета, и книгу искать не надо. К счастью, есть возможность многое увидеть и своими глазами: поездки в Иерусалим, Константинополь и к другим древнехристианским святыням для многих наших соотечественников уже не являются недоступной роскошью.
Пишущий эти строки в течение нескольких лет принимал участие в археологических раскопках древнего города Херсонеса (древнерусское название – Корсунь), где принял крещение св. князь Владимир. За полтораста лет раскопок там найдены многие сотни изображений св. креста – на колоннах, мраморных плитах, на посуде, крестов нательных, напрестольных, крестов-мощевиков и прочих. И всегда это бывает только четвероконечный крест. Едва ли не единственный восьмиконечный крест в фондах Херсонесского музея – русское меднолитое распятие 14 века. Но впрочем, и в России до 16 века обычны были четырехконечные или шестиконечные кресты – в том числе, на главах храмов, за престолами алтарей, на покровах и антиминсах. Известны чудотворные кресты-распятия, принадлежавшие прп. Авраамию Ростовскому и прп. Евфросинии Полоцкой; оба они шестиконечные. Изображать осьмиконечный крест на печатях для просфор стали не раньше 16 века, и только в России (в Греции такого обычая не было никогда). Мы не можем утверждать, что наше решительное предпочтение осьмиконечного креста основано на исконном апостольском предании, имевшем вселенское распространение.
Изменения в порядке совершения соборной службы и таинств церковных происходили и до никоновской реформы в странах византийской традиции: в самой Византии, на Балканах, на Руси. Не всегда они были хорошо обоснованы. Очень широко известный пример – вставка тропаря «Господи, Иже Пресвятыи Твой Дух…» в молитву призывания Св. Духа на Дары, из-за которой в литургии Василия Великого молитва оказывается разорванной. Эта вставка была сделана в Греции, но теперь сохранилась только в славянских чинах литургии, в том числе и у нас, старообрядцев.
Мне приходилось изучать и описывать рукописный богослужебный сборник 16 в., написанный на славянском языке в Молдавии, и бывший в употреблении до 18 века включительно. Обряд венчания там, без сомнения, древнее, чем в книгах патриаршей московской печати. Например, кроме Апостола и Евангелия, он имеет паремии – чтения из Ветхого Завета. В чинопоследование венчания, как его центральная и непременная часть, входит причащение новобрачных. В московских печатных чинах венчания 17 века этот важный момент оказался уже утрачен. В филаретовском Большом Потребнике еще упоминается хотя бы о возможности причащения, а в более поздних изданиях об этом уже вовсе ничего не сказано. Причина была, очевидно, в том, что на Руси люди тогда вообще причащались крайне редко. Средневековое обыкновение в этом вопросе далеко уклонилось от обычая первохристианских времен, когда было нормально причащаться каждую неделю, но не возбранялось и чаще, и даже каждый день. Значит, говорить, что все обычаи, существовавшие к 17 веку в русской Церкви, были непременно «Христовыми и апостольскими», все-таки не стоит.
Если мы прочтем у блаженного Симеона Солунского, как совершалось всенощное бдение в соборном храме в Фессалониках (к. 14 – нач. 15 в.), по древнему, как он говорит, дошедшему от отцов, преданию, – мы увидим очень большие отличия от того, к чему сами привыкли. Тщательные, хорошо документированные исследования историков-литургистов Алексея Дмитриевского (по чинопоследованиям литургии), Николая Скабаллановича (по истории церковного устава), Алексея Алмазова (о чинопоследованиях таинств крещения и исповеди), иеромонаха Венедикта (Алентова) (по истории таинства елеосвящения) и других, – не преследовавшие никаких полемических целей, а, напротив, даже внесшие большой вклад в дело «реабилитации» старых обрядов, – говорят о широчайшем разнообразии древних чинов совершения тех или иных таинств Церкви, которые заменяли друг друга с течением времени, или сосуществовали одновременно. Какие же из этих чинов считать «апостольскими», т. е. подлинными и, следовательно, «спасительными», а какие – считать «новосодеянными» и «не спасительными»?
А как отнестись к неким частным деталям, которые нашим сегодняшним старообрядчеством заимствованы напрямую из обихода реформированной Никоном Церкви? В качестве примеров приведу: укороченные спереди фелони с высоким воротом, черные облачения на погребениях и панихидах, запашные рясы (копия новообрядческого подрясника), высокие остроконечные скуфьи (вместо кругловидных), протопопские шапки (их выдает чисто новообрядческий, украинско-барочный фасон; до конца 18 века протопопы не украшались никакими шапками). И это далеко не все. Интересно, что у «новообрядных» греков этих нововведений до сих пор нет. Или недавно подхваченный обычай при обручении крестить жениха и невесту кольцами, – он прямо обличается в ранних полемических старообрядческих сочинениях («Поморские ответы») как введенный со времен Никона. «Спасительны» или «не спасительны» эти нововведения? Если они «не равночестны» соответствующим старым обычаям, то для чего введены?
В комментарии на разбираемую статью авторы, толком не объяснив, почему еретично и достойно проклятия мнение новообрядцев о допустимости многообразных форм богопочитания, зачем-то переходят от новообрядцев к католикам и утверждают, что многообразие это доходит до разности в самой природе священнодействий. Не имея в подтверждение примеров из собственно новообрядческой практики, они приводят в пример различное понимание времени преложения Св. Даров в Восточной и Западной Церквах.
Они пишут: «Разное время преложения Евхаристических даров в восточных и западных литургиях обозначает разное учение о Совершителе Литургии. Если восточные Церкви полагают, что евхаристию совершает Дух Святый чрез молитвословия священнослужителя, то католическая Церковь учит, что пресуществление св. Даров совершает сам священнослужитель, олицетворяющий Бога». Во-первых, какое отношение это имеет к полемике между старообрядцами и новообрядцами? Во-вторых, учение Восточной Церкви по этому вопросу передано здесь как минимум неполно, а Западной – грубо искажено. Вот что на самом деле пишется в католических книгах:
«В Евхаристии Святой Дух исполняет волю Господа отдать Себя людям под видом хлеба и вина, в которых пребывает Сам распятый и воскресший Христос. Верующие получают возможность участия в новом и вечном завете и образуют единый народ, соединенный со Христом. (…) В этом смысле Церковь образована Евхаристией. Именно она особо знаменует и осуществляет единство Церкви. (…) Так в Евхаристии Святой Дух собирает и образует из всех верующих единое Тело… (…) В Евхаристии вся Церковь, «которая есть Тело Его, полнота Наполняющего все во всем» (Еф 1, 23), приносит Христа в жертву Отцу вместе со всеми членами Тела Христова. Вся Церковь приносит в жертву Христа и самое себя, собственную жизнь и дела, достойные быть представленными Богу. Потому-то священнослужитель действует не только в лице Христа, но и от имени Церкви. (…) В самом деле, Церковь, обретя в таинстве Тело и Кровь Христовы, предлагает их Богу и Отцу, как о том свидетельствует Римский канон в молитве после освящения: «И мы, Господи, рабы Твои, и народ Твой святой, вспоминая благословенное страдание Христа, Сына Твоего, Господа нашего, (…) преславному величию Твоему приносим от Твоих даров и даяний Жертву чистую, Жертву святую, Жертву непорочную, святой Хлеб жизни вечной и Чашу вечного спасения»» (Бенедетто Теста. О таинствах Церкви. М., 2000. – Сс. 169,171).
Содержание вышеприведенного отрывка вполне согласно с тем, что сказано и в «Катехизисе Католической Церкви». Здесь тоже делается акцент на общецерковном характере евхаристического священнодействия.
«Церковь, которая есть Тело Христа, участвует в Жертве своего Главы. Вместе с Ним она всецело приносится в жертву и соединяется с Его ходатайством перед Отцом за всех людей. В Евхаристии жертва Христа становится жертвой каждого члена Тела Его. Жизнь верных, их хвала, их страдания, их молитва, их труд слиты воедино с жизнью, хвалой, страданиями, молитвой и трудом Христа и с Его всесовершенной жертвой, и в этом они обретают новое достоинство. Жертва Христа, присутствующая на алтаре, дает возможность всем поколениям христиан присоединиться к ее приношению» (ККЦ, §1368).
Пытаясь уличить католиков в узко-клерикальном понимании таинства, авторы разбираемого нами «Чина» сами упускают из виду кафолически-церковный характер этого таинства, ибо говорят только о молитве священнослужителя и забывают о молящемся народе. И, таким образом, сами впадают в то, в чем пытаются укорить других.
Статья 5. «Утверждающих по экуменическому учению, будто новообразованные христианские течения и секты равночестны и равноспасительны истинной Христовой и апостольской Церкви, – отвращаюся».
В нашей старообрядческой среде разговоры об экуменизме (причем именно разговоры, не поднимающиеся на уровень богословского осмысления), начались совсем недавно. Но в среде новообрядческой Церкви борьба против него ведется еще с 70-х гг. Самые известные авторы по этой части – иером. Серафим Роуз (РПЦЗ) и архим. Иустин Попович (Сербская Церковь). С начала 90-х годов ведется она и на уровне высшего священноначалия поместных Церквей. При этом, однако, под одним именем «экуменической ереси» часто смешивают религиозный либерализм, который в принципе не признает никакого священного предания веры, и искреннее встречное стремление верующих разных конфессий обрести утраченное единство на твердой почве Евангелия и апостольского предания. И тогда в ряд «еретиков-экуменистов» оказывается возможным занести и каких-нибудь вульгарных сторонниц «феминистского богословия» из США, и таких виднейших богословов, как например прот. Георгий Флоровский или В. Н. Лосский.
В разных исповеданиях и богословских школах под словом «экуменизм» понимают порой совершенно разные вещи. Если среди либеральных протестантов можно встретить сторонников «теории ветвей», то для официального католического магистериума экуменизм означает исключительно деятельность, направленную на соединение всего мира в ограде Римской Церкви. Об этом говорится в римских вероучительных документах четко и ясно:
«Ибо только через Католическую Церковь Христову, которая есть общее для всех орудие ко спасению, можно получить всю полноту средств ко спасению. Мы верим, что Господь вверил все богатство Нового Завета одному Собору апостолов, во главе с Петром, с тем, чтобы создать на земле единое Тело Христово, в которое надлежит включиться всем, кто уже некоторым образом принадлежит к Народу Божию» (Декрет 2-го Ватиканского Собора об экуменизме).
Где тут, спрашивается, «равночестность и равноспасительность»?
Нельзя забыть, что, когда насаждение вульгарного и политизированного экуменизма было частью церковной политики советского правительства, не только иерархи Церкви новообрядческой, но и наши – не единожды участвовали в мероприятиях либерально-экуменического характера.
Итак, если мы ставим в вину такой-то конфессии временные явления, бывшие уступками политической конъюнктуре, то и с себя должны спрашивать по той же мерке. Если же нас интересует официально и систематически выражаемое учение этой конфессии, то надо излагать и опровергать его по текстам, имеющим общецерковный вероучительный авторитет. Итак, чтобы не попасть впросак, следует выяснить, где в канонах или в общепризнанных догматических сводах новообрядческой Церкви буквально выражается учение, что «новообразованные секты равноспасительны истинной Церкви». Мне такой документ, соборно принятый и утвержденный как исповедание веры, неизвестен. Да и на практике, как показывает вся религиозная ситуация в современной России, дело обстоит совершенно иначе.
Если наш Собор утвердит разбираемый ныне проект чиноприема, то вполне можно будет представить себе интересный сценарий дальнейших событий. Централизованная религиозная организация «Русская Православная Церковь» подает в самый обычный гражданский суд иск против другой организации, именуемой «Русская Православная Старообрядческая Церковь», по обвинению в клевете. И в исковом заявлении ссылается на только что процитированную статью из разбираемого нами документа. Ну, а кто конкретно будет выступать от лица ответчика, и чем кончится дело, - об этом поразмыслить предоставим желающим…
Статья 6. «Учащих, будто церковные таинства и священнодействия введены от человеков, а не установлены Господом, – отвращаюся».
В авторском комментарии к статье поясняется, что «данное отречение направлено против никонианского (а также и протестантского) учения о том, что таинства и священнодействия установлены не Христом и апостолами, а «придуманы» людьми в ходе исторического развития Церкви». Для выяснения, каково же на самом деле «никонианское» учение об этом, обратимся к «Православно-догматическому богословию» митр. Макария (Булгакова), которое с сер. 19 века и доныне является наиболее обстоятельным богословским сводом новообрядческой Церкви, по которому учатся многие поколения священнослужителей. Здесь читаем: «Церковь… существенными принадлежностями каждого из таинств – считает: а) Божественное установление таинства…» (сс. 240-241, по изд. 1857 г.).
Согласно всем документам и руководствам господствующей Церкви, таинства именно тем и выделяются из всех остальных священнодействий церковных, что они установлены Христом, о чем засвидетельствовано в Священном Писании. Те слова синодальных «увещательных пунктов» 1721 года, в которых составители «чина» видят подтверждение своей мысли, относятся отнюдь не к таинствам, а как там сказано, к «обрядам и церемониям», присоединенным к совершению таинств с течением времени. Такие обряды действительно развивались со временем и имели поместные отличия. Обстоятельный очерк исторического развития чинопоследования литургии дается, например, в сочинении архим. Киприана (Керна) «Евхаристия» (Париж, 1947). По истории чинопоследования таинств крещения, миропомазания и покаяния до сих пор сохраняют свое значение работы Алексея Алмазова.
А вот авторы обсуждаемого нами проекта, похоже, просто не имеют понятия о литургике как науке, и не привыкли верить свидетельствам ни истории, ни археологии, когда эти свидетельства не совпадают с их затверженными с детства мнениями. Но даже если для них единственный источник истины – это старопечатные книги московского издания, они могут хотя бы сравнить чин венчания из «Большого потребника» патр. Филарета с изданиями патр. Иосифа. Разница налицо, и очень существенная. Так какой же чин считать «установленным от Христа и апостолов» – «филаретовский» или «иосифовский»? И чт? есть молитвы и обрядовые действия, которые имеются в «иосифовском» варианте и не имеются в «филаретовском», – «средние вещи», или это – такие фундаментально важные предания веры, за которые надо голову класть на плаху?
Собственно, признать последовательность и сложность развития богослужебных чинов – это совсем не значит отрицать их боговдохновенность. Что не все, даже весьма древние, изменения в этой области – боговдохновенны, это правда. Но и боговдохновенные установления могут по временам изменяться. Всенощные (в самом деле, а не по названию лишь) бдения с вечера до утра или заутрени, начинающиеся задолго до рассвета, с первыми петухами, – это разве не исконный христианский обычай, восходящий к апостольским временам? Однако почти везде в нашей Церкви утрени теперь совершаются вечером, в противоречии с самим содержанием молитв и песнопений. Составители «чина» так и сами служат, и не считают за грех; а ведь в конце 19 – нач. 20 века многие видели в этом существенное отступление от древнего благочестия. Напр., еп. Афанасий Саратовский по этой причине отказался от чести быть московским архиепископом, считая для себя невозможным служить иначе, чем было принято от предков.
Остается добавить, что составители «чина» о взглядах протестантов тоже говорят лишь по собственному произволу. За исключением, может быть, самых крайних модернистов, протестанты, придерживаясь своего основного тезиса – «только Писание» (sola Scriptura), конечно же, считают таинства (те, которые они признают за таковые) Христовым установлением, а не чем-то еще. Не имея сейчас под рукой собственно протестантских богословских документов, я ссылаюсь на свидетельство пресвитера церкви евангельских христиан-баптистов г. Электросталь Сергея Подвигайлова. Он показывал мне и официальные издания Всероссийского совета евангельских христиан-баптистов, где одним из признаков таинства было названо его установление самим Господом, засвидетельствованное в Новом Завете.
Статья 7. «Не крестящих по Господнему учреждению в три погружения единого тайнодействия, но обливанием, или окроплением, или во единое погружение, или еще как не по апостольскому преданию – отвращаюся».
Выше, в комментарии к статье 4, авторы пишут: «погружательное крещение либо (? – С.С.) обливательное (окропительное) лжекрещение имеют совершенно разную природу: в погружательном крещении человек погребается (погружается) для ветхой (старой) жизни в грехе Адама и рождается для новой жизни во Христе, а в действии обливания (окропления) человек не погребается и не рождается» .
Тут спутываются две разных вещи: символическая изобразительность и действенность таинства. Авторы (конечно, и не только они) утверждают, что при неполноте изображения символа все таинство остается бездейственным. Это не согласуется с историческим опытом Церкви и древними свидетельствами.
Никто еще не опроверг и не может опровергнуть глубокую древность первохристианского памятника «Учение 12-ти апостолов» (по-греч. «Дидахи», сохранился в рукописи 11 в.). Ссылки на него, цитаты из него встречаются и в других творениях древних отцов, например, у свщмч. Ипполита Римского и свт. Афанасия Великого. «Дидахи» дозволяет крестить обливанием в случае отсутствия достаточного количества воды. При том, что не стоит, конечно, придавать этому памятнику апостольского авторитета, «Дидахи», несомненно, является историческим документом, описывающим церковную жизнь и богослужение христиан Сирии и Палестины начала 2 века н. э.
Никто ни в древней Церкви, ни позже – не опроверг, не осудил и не пытался объявить поддельным письмо священномуч. Киприана Карфагенского к Магну, где утверждается равнозначность крещения через погружение и через обливание.
Крещеных обливанием на одре болезни (т. н. клиников) никто никогда не перекрещивал. Их предпочитали не ставить в священные степени не из-за обливания (в правилах этот момент вообще умалчивается), а потому, что принятие ими крещения было вызвано страхом смерти. Но по нужде все же ставили. Об этом прямо говорится в 12 правиле Неокесарийского собора.
В житиях первохристианских мучеников имеются многочисленные примеры непогружательного крещения.
Понятно, что эти случаи не устанавливают правила. А правильным и символически полным является трехпогружательное крещение во имя Св. Троицы. Но, если бы обливательное крещение «имело разную природу» с погружательным и ни в коем случае не могло возродить человека к вечной жизни, все перечисленные факты в истории древней Церкви были бы просто невозможны, или были бы еще в древности отвергнуты как еретические подлоги.
В правилах семи вселенских и девяти поместных соборов нет ясно и безусловно выраженного осуждения или анафемы на крещение обливанием или неполным погружением. (На полях т. н. Иосифовской Кормчей имеется заметка издателя: «В крещении погружати, а не обливати», но она не является частью Апостольского правила 50, к тексту которого отнесена лишь искусственно, а не по прямому его смыслу.) В этом правиле осуждается не обливание, а крещение в единое погружение. Соседнее правило 49 запрещает также крещение, совершаемое не во имя Св. Троицы, с искажением преданной от Самого Господа крещальной формулы (Апост. Пр. 49).
В русской Церкви, начиная, во всяком случае, с 13 века, обливание осуждается как латинский обычай. Послания митрополитов Киприана и Фотия в Новгород и Псков укоряют местных священников за употребление обливания. Но ни здесь, ни в «Стоглаве», ни вообще в каком-либо древнем церковном каноне, мы не встречаем повеления перекрещивать тех, кто был крещен через обливание православным священником (по уважительной причине или по небрежению).
Неполное же погружение младенца (до шеи, с последующим возливанием воды на голову) в древней Руси отнюдь не приравнивалось к обливанию (как теперь у нас) и было распространенным обычаем, который зафиксирован в служебнике митр. Киприана (1336-1406), во множестве рукописных потребников и служебников 15-16 вв. и, кстати, существует до сих пор у старообрядцев-некрасовцев, сохранивших в своем богослужении много архаичных особенностей.
Обливательное крещение в исключительных обстоятельствах и после раскола случалось и случается в практике старообрядческой Церкви. В некоторых случаях оно является единственно возможным. Но авторы «чина» своим безаппеляционным суждением отказывают в «рождении к вечной жизни», а значит, и в спасении души, даже тем, кто крещены обливанием в смертной нужде.
Статья 8. «Не знаменующихся двоеперстным крестным знамением, и не благословляющих двумя перстами, яко же и Христос, – отвращаюся».
Эта статья – одна из всего лишь нескольких в рассматриваемом чине, которая восходит к дораскольным источникам, а именно, к чину отречений от яковитской ереси (12 в.). Но в этом чине речь шла о догматической ереси: яковиты были крайними монофизитами и выражали свое учение о «единой природе» воплотившегося Христа тем, что знаменовались одним пальцем, в отличие от православных, содержавших двуперстное крестное знамение.
Существует распространенное мнение, что Стоглавый собор повторил проклятие на не крестящихся двоеперстно уже без всякого отношения к монофизитству. Некоторые же вообще совершенно голословно утверждают, что на Стоглавом соборе было проклято и отвергнуто уже существовавшее на Руси троеперстие. Однако о троеперстии Собор даже не упоминает. Царь Иван Васильевич делает отцам собора упрек в том, что многие простые люди не умеют правильно креститься, а духовенство не учит людей, как это подобает делать. В ответ на это царское замечание отцы Собора составляют довольно подробную статью о крестном знамении, и для большей внушительности подкрепляют свои указания цитатами из авторитетных книг. Клятва на не крестящихся двумя перстами воспроизведена здесь именно как цитата «из святых отцов»: «Ащели кто двема персты не благословляет, якоже и Христос, или не воображает крестного знамения, да будет проклят, святии отцы рекоша». Несколько ниже это выражение повторено. И снова как цитата – из слова о крестном знамении, которое приписывается во многих рукописях блаж. Феодориту Кирскому, но не обретается в древних сборниках его творений. Итак, очевидно, что Стоглавый собор не внес ничего нового по этому вопросу, а просто повторил то, что имелось в доступных ему и уважаемых источниках.
Как можно и должно относиться к этому свидетельству «Стоглава» теперь? И применимо ли оно в отношении новообрядцев?
Во-первых, Церковь всегда заботилась о том, чтобы опираться на подлинные свидетельства свв. отцов, а не на всё, что им когда- и кем-либо приписывалось. Мы знаем, что Средневековье было особенно богато подложными или ошибочно приписываемыми свв. отцам творениями. На Руси таких подлогов ходило не меньше, чем в иных христианских странах. Но и тогда сведущие люди по возможности старались отделить подлинное от неподлинного. Тем более, в наше время вопрос о так называемом «Феодоритовом слове» должен решаться не на основе субъективного предпочтения, а путем беспристрастного научного исследования. До тех пор нельзя с уверенностью ссылаться на него как на достоверный документ кафолического предания. Тем более что и из подлинных творений блаж. Феодорита еще со времен 5-го Вселенского собора не все признаны Церковью, а некоторые и прямо отвергаются.
Что же касается «чина от яковит», то, не подвергая сомнению его подлинность, надо заметить, что он есть цельный церковный документ, составленный применительно к одной определенной ереси, и нельзя произвольно выдергивать из него отдельные анафематизмы, прилагая их к тем, кто в этой ереси неповинен. Впрочем, говоря о канонической авторитетности этого «чина», надлежит помнить, что он относится к 11 веку и составлен специально для конкретного случая, так сказать, в рабочем порядке, но не представляет собою соборного документа. Само по себе монофизитство осуждалось на целом ряде соборов, начиная с Халкидонского, но ни этот великий собор, ни иные соборы не включали в свои документы проклятий на одноперстное (или какое-то другое) совершение крестного знамения.
Отцы «Стоглава» обращали свое учение к своей же пастве, и безумно было бы подумать, что они проклинали великое множество простых людей, которые по неведению крестились неправильно или небрежно. Они только процитировали сказанное древними, желая подчеркнуть, что способ совершения крестного знамения не является делом безразличным или маловажным. Но все мы прекрасно знаем, что после Стоглава не последовало никаких гонений, репрессий, отлучений, подобных борьбе никонианских реформаторов против двуперстия. Нет ни малейших оснований понимать «Стоглав» как что-то, с точностью до наоборот похожее на московские соборы 1650-х – 1660-х гг., с их бешеными проклятиями и угрозами «телесных озлоблений» непокорным. Можно понять гонимых ревнителей старой веры 17-18 вв. в их попытке использовать «Стоглав» как некий «симметричный ответ» на реформаторские проклятия; но, подходя к делу принципиально, мы должны признать, что ничего подобного не входило в цели русских иерархов 16 века. Их задачей было «исправление церковного благочиния» в современной им России, а не борьба с будущими, еще незнаемыми, искажениями и не полемика с христианами Востока.
Ко времени Стоглава (1551 г.) греки уже крестились троеперстно. Если утверждения тех, которые возводят триперстие у греков еще к 13 веку, кажутся недостаточно обоснованными, то в 1528 г. его бытование подтверждается сборником проповедей Дамаскина Студита, напечатанном в Венеции и впоследствии многократно переизданном. (Этот автор сочинял и полемические трактаты против латинян, а скончался в 1577 году в звании православного митрополита Навпакта и Арты.) В 16 веке русские паломники посещали Святую Землю, русские власти имели официальные отношения с восточными патриархиями, принимали их посланцев и делали пожертвования на архиерейские кафедры и монастыри Востока. Разница в совершении крестного знамения не могла оставаться секретом. Если 31-я статья «Стоглава» была бы косвенно направлена против троеперстников-греков, это неизбежно отразилось бы на отношении к ним в России. Но, как известно, уже после «Стоглава» восточные патриархи-троеперстники дважды рукополагали предстоятелей Русской Церкви: в 1589 г. Иеремия II Константинопольский – патр. Иова и в 1619 г. Феофан IV Иерусалимский – патр. Филарета. Мы не можем допустить мысли, что наши святители пожелали бы принять хиротонию от тех, кого они считали бы заклейменными проклятием.
Хотя ксенофобские эксцессы по отношению к грекам в России 17 века тоже хорошо известны, официальное церковное общение с ними оставалось нерушимо, и это значит, что никто на Руси не считал их находящимися под клятвою, положенной некогда на яковитов. Не находятся они под нею и сейчас. Применять же ее к русским людям – нашим соотечественникам, соседям, родственникам, не крестящимся двоеперстно, но при этом чуждых монофизитству (или другой христологической ереси) – жестоко и несправедливо. Неправедная клятва, как известно, может обратиться на голову проклинающего. Хотя новообрядческая Церковь и не возвращается к отвергнутым в 17 веке традициям, но от греха неправедных проклятий на старообрядцев она себя формально очистила в 1971 году. Нам, старообрядцам, тоже подобает отказаться от необоснованного анафематствования тех, кто отнюдь не заслуживает этой жестокости с нашей стороны. Ибо неважно, как выражено это анафематствование: убийственным «да будут прокляти» или якобы «смягченным» - «отвращаюся». И в первой, и во второй форме это отречение влечет за собой неприязнь и злобу между людьми и, как следствие, Божий гнев.
Статья 9. «Нарушающих текст Символа Веры и не исповедующих Духа Святаго «истинным» Господом – отвращаюся».
Передача греческого слова «кириос» в этом месте Символа веры как «Господь» (без прибавления «истинный») восходит еще к переводам равноап. Кирилла и Мефодия. В латинском тексте Никео-Цареградского символа это слово тоже издревле, еще задолго до раскола 11 века, передавалось одним словом Dominus (Господь), без всяких дополнений, что православные греки не ставили Риму в упрек. Перевод «истинный», как я склонен думать, – удачней («кириос» в данном месте – не существительное, а прилагательное); а вариант «Господь истинный», ценой добавления лишнего слова, которого в греческом подлиннике нет, позволяет полнее передать смысловые оттенки. Но проблема эта – филологическая, а не бо-гословская. В переводах Символа веры это место – далеко не единственный момент, требующий дальнейшего глубокого изучения. Но анафематствование всех, кто не готов без колебаний принять один из переводов, жертвуя другими, не менее древними и почтенными, – исторически и богословски неосновательно. Вспомним, что текст Символа веры, где Дух Святой именуется Господом, без прибавления слова «истинный», встречается и в древнерусских рукописных книгах 13-16 вв., и в перепечатанном в Москве в 1626 г. «Большом катехизисе», и в «Кирилловой книге» (1643) и др.
В том же комментарии авторы утверждают: «…Новообрядцами была испорчена молитва "Царю небесный". Здесь исповедание "Душе истинный" (то есть Дух сущий - равноипостасный Отцу и Сыну) было заменено выражением "Душе истины" (то есть дух некоей истины)». Этим пассажем наши полемисты не в первый раз, но особенно наглядно показывают свое невежество. Они никогда не видали в глаза греческого оригинала этой молитвы, где сказано: ?????? ??? ????????, что буквально переводится: Дух истины. Эти слова самого Господа Исуса Христа, как они переданы в Евангелии от Иоанна (впрочем, он тоже дает их в переводе, - ведь наш Господь говорил с учениками не по-гречески, а по-арамейски). По Синодальному переводу они звучат так: «И Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, да пребудет с вами вовек, Духа истины…» (Ин 14, 16-17). И далее: «Когда же придет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину; ибо не от Себя говорить будет, но будет говорить, что услышит, и будущее возвестит вам» (Ин 16, 13). Синодальный перевод буквально следует греческому тексту Евангелия, где в обоих местах стоит: ?????? ??? ????????. То же самое выражение употреблено апостолом Иоанном в его Первом послании: «Мы от Бога: знающий Бога слушает нас; кто не от Бога, тот не слушает нас. По сему-то узнаём духа истины и духа заблуждения» (1 Ин 4, 6). Текст дониконовских московских изданий «Евангелия» и «Апостола» во всех случаях передает это выражение словами: «Дух истинный». Но в «Острожской Библии» 1581 г. мы видим оба варианта: и «Дух истинныи» и «Дух истинны» (Ин, зач. 52, 53). Такое же написание имеется и в рукописном Евангелии св. Алексия, митрополита московского (14 в.). Имеется оно и в «Триоди цветной» изд. патр. Иосифа (1648) на 544 л. об.
Контекст процитированных мест из Евангелия показывает, что здесь речь идет не о равночестности Духа Отцу и Сыну, а именно о том, что Дух Святой сохранит Церковь Христову на пути истины. Одно из отличий церковнославянского языка от греческого в том, что он активнее использует прилагательные для обозначения принадлежности. Например, слова «???? ??? ????» (буквально: Сын Бога), на славянском (и русском) можно передать как «Сын Божий», как обычно и делается. В древности это использовалось еще гораздо чаще, чем теперь. «Ангел мирен», о ниспослании которого мы просим в ектении, по-гречески – «??????? ??? ???????» (ангел мира). «Плод духовный», о котором читаем в «Апостоле» на литургии в дни памяти преподобных, - «?????? ??? ?????????» (плод Духа). «Солнце праведное» (именование Сына Божия в канонах Рожества Христова и Пасхи, заимствованное из пророческих книг) – «????? ??? ???????????» (солнце правды, справедливости). Но мы видим, что в дониконовских богослужебных книгах встречаются как перевод «солнце праведное», так и более буквально близкий к греческому – «солнце правды». Никакой смысловой разницы это не несет. Видеть ересь в том или другом равноценном способе перевода – совсем ни к чему.
Не являясь филологом, но в течение немалого времени близко наблюдая работу переводчиков и сличая разные переводы христианских текстов, осмелюсь сказать, что при самом искреннем желании исполнителя, духовно-точная передача иноязычного текста – это дар Божией благодати, это самое настоящее, редкостное Божие чудо, более редкое и удивительное, чем исцеление раковой болезни. Труд переводчика надо уважать и сочувствовать его колоссальной сложности, а не бросаться огульными обвинениями. Эти обвинения выглядят особенно непорядочными, когда обвинитель не имеет ни малейшего понятия ни о работе филолога, ни о строе иных языков, ни о богословском смысле переводимых текстов. Ссылка на пример исповедников 17 века не оправдывает. Одно дело – резкость в выражениях тогда, когда на-сильственная ломка русского благочестия свалилась как снег на голову, и надо было защищать гонимую и оклеветанную древность теми аргументами, которые были доступны. И совсем другое дело – спустя 350 лет бездумно повторять старые полемические выпады, нисколько не пытаясь изучить вопрос на том уровне, на котором позволяют условия нашего времени.
Статья 9. «Отрицающих правила Вселенских соборов и святых отец, отлучающие за прегрешения от Святаго Причастия на некое время и налагающие епитимьи, – отвращаюся».
На самом деле, эти правила не отрицаются и не отменяются яко не бывшие, а просто не исполняются. В 18 веке в господствующей Церкви перестали накладывать канонические отлучения от Св. Таин по причине распространившегося уклонения от причастия: склонные к староверию люди приписывали себе на исповеди тяжкие грехи, чтобы избежать «никонианского» причащения. Цитируемый в комментарии указ Синода от 1722 года позволяет причащать таких людей принудительно. В опровержение этого указа старообрядческим полемистам следовало бы подчеркнуть, что нечестиво само по себе – насильственное причащение. Некоторые наши авторы того времени делали акцент именно на этом («Отразительное послание» инока Евфросина, «Диаконовы ответы»).
Защищая на словах правила, «отлучающие от причащения и налагающие епитимии», мы, однако, сами не придерживаемся строго этих правил. Подавляющее большинство духовных отцов согласно в том, что в полном объеме они в настоящее время неприменимы, и что чрезмерная скрупулезность в их соблюдении является сегодня для Церкви вредной и разрушительной. Древние епитимии и различные степени покаяния у нас не в ходу. Подвергая анафеме тех, кто не соблюдает древние епитимийные каноны, мы даем повод «ревнителям» (особенно из числа незрелых и безответственных неофитов) для обвинения себя самих.
Надо обратить внимание также на то, что в статье говорится почему-то только о правилах, отлучающих от причастия. Однако правила, которые побуждают к более частому причащению (Апост. Пр. 8. 9; Антиох. Соб. Пр. 2), и соответствующие поучения святых отцов у нас, старообрядцев, игнорируются. Хорошо, если еще никто не додумался за их неисполнение анафематствовать нас самих. Хотя возможно, что самочинный собор «елисеевского согласия», состоявшийся в ноябре 2007 года, имел в виду именно это, когда вменил в вину нашему священству «искажение евхаристической практики, например, необоснованные отлучения от святого причастия».
Статья 10. «Допускающих к церковным таинствам явных еретиков, атеистов, вероотступников и вовсе некрещеных, дерзающих отпевать неверующих, нераскаянных грешников, убитых на разбое, самоубийц, богохульников, - отвращаюся».
В рассматриваемой статье присоединяемый отрекается совсем не от догматов, не согласных с правой верой, а от каких-то неканонических случаев из практики. Сколь бы массовый характер они не носили, они, однако, являются лишь человеческими грехами, а не принципами, определяющими исповедание веры.
Если мы выискиваем столь скрупулезно в чужом глазу «сучец», то почему не боимся сами принимать подчас неканонические решения на соборах? Почему мы бываем столь терпимы к вопиющим нарушениям пастырской этики? Любая конфессия, которая захотела бы (по нашему же примеру) сочинить анафемы на нас, с полным правом могла бы, в частности, заявить следующее:
«Дерзающих попирать святоцерковные правила о недопустимости священнику обладать двумя или более церквами (4 Вс. Соб Пр. 10; 7 Вс. соб. пр. 15) – отвращаюся.
Дерзающих на многие годы оставлять епархии без епископов (4 Вс. Соб. Пр. 25) – отвращаюся.
Дерзающих венчать прелюбодейные браки изветом «давности лет» или «полезности для прихода» - отвращаюся.
Требующих мзды при совершении таинств и священнодействий, вводящих в церковь Божию таксы и тарифы (6 Вс. Соб. Пр. 23) – отвращаюся.
Небрегущих о исповедании и напутствии больных и оставляющих их умереть без покаяния – отвращаюся.
Все это взято из нашей жизни и не является чем-то чрезвычайным, но прижилось до такой степени, что вошло в неписанный и необсуждаемый обычай, почти в закон. Об исправлении перечисленных пороков или о наказании за них не идет и речи.
Что же касается отпевания «нераскаянных грешников», то таковыми у нас принято считать всех, кто не был на исповеди в течение какого-то длительного времени. И это понимание опирается только на одно-единственное место в богослужебных (а отнюдь не канонических!) книгах. А именно, на печатаемое в Потребнике поучение перед началом исповеди, где сказано: «Аще християнин без покаяния умрет, не достоит над ним иерею пети, ни приношения зань принести, яко не исполнил закона Божия и веры християнския». Но здесь не уточняется, что покаяние всегда и без всякого исключения равнозначно исповеди перед священником. «Исповедуйте убо друг другу согрешения, и молитеся друг за друга, яко да исцелеете», - учит апостол Иаков (Иак 5, 16). Церковно-исторические исследования подтверждают, что тайная исповедь перед священником вошла в церковную жизнь далеко не сразу, а в течение долгих веков: «На той же экклесиологической основе, что и апостол Иаков, располагают Таинство покаяния и отцы первых веков, о чем свидетельствует Учение двенадцати апостолов (Дидахе): «Исповедуй в церкви свои грехопадения» (4: 14) и «А в день Господень, собравшись вместе, преломите хлеб и поблагодарите, исповедовав прежде свои грехопадения, дабы ваша жертва была чистой» (14: 1), где, сверх того, подчеркивается связь покаяния с Божественной Евхаристией» (греч. богослов П. Василиадис). Из приведенной цитаты ясно, что покаяние первых веков имело другую форму и регулярность, нежели сейчас. И жизнь с исповедью (часто очень формальной) раз или два в году (что принято у нас в старообрядчестве), похоже, была бы расценена первыми христианами как жизнь без покаяния.
С другой стороны, уместно будет вспомнить включенное в состав «Пролога» (т. е. книги, специально предназначенной для назидания церковной паствы) «Слово о разбойнике, спасшемся малых ради слез в десять дней». В нем описывается предсмертное слезное раскаяние разбойника без какого бы то ни было свидетеля, после получения помилования от императора Маврикия (т. е. акта чисто юридического). Единственным «вещественным доказательством» покаяния (в христианском смысле этого слова) был платок омоченный слезами, лежавший на глазах разбойника в момент смерти. Но живший по соседству человек видел в видении, что ангелы взяли душу разбойника и отнесли ее на небо. Он дерзновенно пошел к царю и сказал: «Хвалим Бога, владыко, убо слышахом разбойника спасшася при твоем державном царстве». Византийцы записали этот случай для назидания потомков. Наши предки перечитывали его для душевной пользы. И только в нашем веке, когда старообрядцы в большинстве практически перестали читать святые книги, подход изменился. Мы теперь уже решительно отнесли бы этого разбойника к нераскаянным грешникам, к навек погибшим, и лишили бы его всякого поминовения.
Читая житие прав. Таисии, раскаявшейся блудницы, мы должны отметить, что и эту женщину, причтенную к святым, в старообрядческом храме сегодня даже не отпели бы. Ибо принести покаяние в грехах блудной жизни перед священником и получить разрешительную молитву она не сподобилась. Однако голос свыше объявил свидетелю ее кончины – прп. Иоанну Колову: «один час покаяния Таисии принят Господом лучше, чем долгое, но неискреннее покаяние других».
Известно, что ныне причтенный к лику почитаемых святых еп. Геронтий (Лакомкин) отпевал умерших без исповеди и имел тетрадь с выписками из церковного предания, которыми обосновывал эту практику (мне показывал эту тетрадь покойный вл. Алимпий). Так же поступали многие уважаемые и достопамятные служители, некоторые из которых были исповедниками веры, – прот. Алексей Сергеев, прот. Маркел Кузнецов, иер. Даниил Березин, иер. Иеремия Лисин и многие другие. Так поступают и ныне многие священники нашей Церкви. Именно в таком снисходительном духе решил вопрос об умерших без исповеди еще в 1889 году съезд Казанско-Вятской старообрядческой епархии. А в конце 20 – начале 21 века, когда наша Церковь и без того потеряла громадную часть своих членов, видите ли, пришло время разгонять и последние остатки несвоевременной и лишенной человеколюбия суровостью!
Любой человек, наблюдавший повседневную жизнь Рогожского кладбища, подтвердит, что старообрядчество в одной Москве потеряло и теряет десятки тысяч коренных прихожан через узко формальное и буквалистское отношение к погребению умерших без исповеди, которое укоренилось в последние 35-40 лет. Оно почти никого не привело к истинному покаянию. Потому что грубым запугиванием нельзя заставить любить Господа и радостно и усердно служить Ему. Этим можно воспитать только лукавого и лицемерного раба, что и происходит сплошь да рядом.
Грустным анекдотом стала система жизни одного (боюсь, что не единственного) прихода, где женщины каждый Великий пост выставляют по бутылке водки своим мужьям за обещание придти на исповедь. Получив то, что им причитается, и честно выполняя обещание, эти добрые христиане нетвердой походкой добираются до храма, но для разговора со священником у них подчас уже не хватает сил… Я сам получал по почте из одной местности целые пачки переписанных чуть ли не под копирку «письменных исповедей», где о конкретных грехах не было ни слова, а были выписаны… начало и конец известного «Скитского покаяния». Писавшие таким образом заполняли себе «формуляр на погребение». Была ли хоть малая толика покаяния в этой писанине? Нет. Однако любой из наших священников уверенно скажет, что в случае получения такой записки он имеет право отпевать того, кто ее прислал.
Святые отцы древности призывали грешников к покаянию примером собственной праведной жизни, постоянной проповедью, письменными увещаниями, или даже такими самоотверженными поступками, как те, что описаны в сказании Пролога на день памяти св. ап. Иоанна Богослова, в житии прп. Авраамия и Марии. А мы по-фарисейски все усердие прилагаем к тому, чтобы не брать на себя ответственность. И это фарисейство, это лукавое и безлюбовное отношение и к Богу, и к человеческим душам – выдается за ревность о вере, за признак якобы истинного древнего православия…
Но нет правил без исключения. И суровость ревнителей буквы, «адамантов благочестия», порой неожиданно размягчается как воск. Раз уж авторы «Чина» повелевают новоприходящему отрекаться от «дерзающих отпевать убитых на разбое», осмелюсь заметить, что знаю, по меньшей мере, два случая, когда известные и уважаемые старообрядческие священники со всеми почестями отпевали крупных уголовных «авторитетов», убитых при выяснении отношений с соперниками…
Ну, да что я придираюсь, в самом деле? «В разборке» - это совсем другое дело, это же не на разбое…
«Допускающих к церковным таинствам… вовсе некрещеных…» – Здесь, видно, автор имеет в виду тех, кто крещен обливательно. Но по учению и практике господствующей Церкви они являются крещеными, поэтому и допускаются к таинствам. Надо сначала доказать от Писания, что обливательно крещеный человек – не крещен, и если новообрядцы согласятся с этими до-водами и признают: «Да. Он не крещен», – только тогда мы сможем обвинить их в том, что они причащают некрещеных. Иначе наше обвинение неправомерно. Подобным образом новообрядцы могли бы обвинить нашу Церковь, что она позволяет совершать литургию и прочие священнодейства простым мирянам. Да, они не признают наше священство в сущем сане, но для нас важнее, что мы сами верим в его благодатность. Так же и они верят в то, что крещены, – и, как уже было показано, не совсем безосновательно…
Статья 10. Возводящих во священные степени за мзду – отвращаюся.
Симония – дело пагубное, но она во все времена была распространена и среди православных, что подтверждается многократным осуждением этого греха на соборах, что, впрочем, так и не привело к его искоренению. Случаи ее имеются и в истории старообрядчества последних веков. Некоторые из этих случаев авторам, надеюсь, известны. Виновные до конца сохранили свой высокий сан, и никто от них не «отвращался». (См. историю рукоположения Антония Гуслицкого митр. Кириллом.) Симония искореняется соборным судом Церкви; грех епископа судят, в первую очередь, другие епископы. А делать новообращенного мирянина судьей епископских грехов – очень неосторожно; он вскоре научится и в нашем духовенстве находить, за что бы кого осудить и от кого «отвратиться». Жаль, если история раздора 2007 года ничему никого не научила.
Статья 12. Употребляющих сан и духовную власть для принуждения иных ко греху – отвращаюся.
В самом деле, можно подумать, что священнические злоупотребления являются уделом и отличительной чертой одних новообрядцев, а старообрядческое духовенство кристально чисто и состоит на 100% из праведников и бессребреников. Могу предложить еще дополнение в том же роде:
«Употребляющих сан и духовную власть для присвоения недвижимости (т. е. вынуждающих духовных чад, пользуясь их стесненным положением, старческим слабоумием и т. п. подписывать на себя завещания) и для несовместимой с канонами предпринимательской деятельности (Апост. Пр. 6, 44; 4 Вс. Соб. Пр. 3) – отвращаюся».
Сюжет заимствован не из «никонианских», а из наших церковных буден, никто и секрета из такой деятельности не делает… Среди нашего духовенства вообще в последнее время повелось так: «Я знаю всё про тебя – и молчу, а ты знаешь всё про меня – и тоже молчишь». За то мы горазды проклинать и обличать. Но сказано: «В ню же меру мерите – возмерится вам».
Статья 13. С злочестивым Арием мудрствующих, изображающих на иконах Спасителя и святых плотским естеством токмо, - отвращаюся.
Злочестивый Арий никогда не мудрствовал, что Спаситель имел только «плотское естество». Ни одна религия ни об одном человеке не может сказать, что он имеет только плотское естество. Так могут думать только совершенные материалисты. Человеческое естество по определению состоит из души и тела. Арий учил, что Единородное Слово Божие, воплотившееся в лице Исуса Христа, - не единой сущности с Отцом, не совечно и не равночестно Ему, но является первым и совершеннейшим из Его творений. При чем тут натуралистическая живопись? В какой степени разница вкусов отражается в полемике между православием и арианством, показывает следующий факт. В Равенне (Италия) сохранились мозаики как православного, так и арианского баптистериев 6 века. Они выполнены в одном и том же натуралистическом позднеримском стиле.
Древние христианские художники охотно использовали приемы светского эллинистического и римского искусства (римские катакомбы, ранние мозаики). Св. Григорий Нисский в одной из своих проповедей подробно описывает подобное изображение и хвалит его именно за натурализм. На это свидетельство св. Григория Нисского ссылается прп. Иоанн Дамаскин в своих сочинениях в защиту иконопочитания.
Грубо еретически звучит данная в комментарии к статье формулировка: «духовная ипостась Спасителя и святых». Ипостась Спасителя – одна, в двух естествах (природах), Божеском и человеческом. В данном контексте слово «ипостась» может быть синонимом слова «личность». А разделение Его на две ипостаси – духовную и плотскую – напоминает разве что Аполлинария или Нестория. Пишущие просто не знают, что такое ипостась, и довольствуются безграмотно-суетным употреблением этого слова, которое встречается в речи вовсе чуждых христианству людей. Это место отчетливо показывает, насколько умы составителей «чина» чужды святоотеческому богословию, но зато полны самоуверенности. Похоже, они считают, что можно и книг не читать, а достаточно иметь врожденную, унаследованную по крови, принадлежность к «древлему благочестию» и воинственный настрой против «еретиков».
Кстати, еще несколько слов о злочестивом Арии. Церковные истории и творения свв. отцов 4 в. не говорят нам о введении Арием каких-то злочестивых обрядов. Долгое время сам Арий служил священником в православной церкви Александрии, и его ересь изобличалась не обрядами, а проповедью о том, что Сын Божий есть творение и появился во времени. Потом, когда стал разгораться раскол, и каждая из спорящих сторон в своем богослужении стала применять отличительные вероисповедные формулы, ариане возглашали славословие Св. Троице в следующей форме: «Слава Отцу чрез Сына во Святом Духе». Собственно, эта формула сама по себе не подразумевает неравночестности между лицами Св. Троицы и даже восходит к новозаветным текстам (Иуд 1, 10). Но православные, чтобы подчеркнуть Ее единосущие, предпочитали говорить: «Слава Отцу, и Сыну, и Св. Духу». Ариане, как известно из жития свт. Иоанна Златоуста, явились изобретателями крестных ходов. Этот их обычай православные даже позаимствовали и сохраняют до сих пор. Крестили ариане (за исключением аномеев) тоже, как правило, трехпогружательно, во имя Св. Троицы. Об этом свидетельствует, как я уже сказал, сохранившийся арианский баптистерий в Равенне, а также переписка св. папы Григория Двоеслова. Итак, в обрядах ариан, по крайней мере в течение некоторого времени, не замечалось чего-то совершенно неприемлемого для православных. Но лжеучение их, тем не менее, грозило перевернуть всю веру во спасение человечества единородным Сыном Божиим Исусом Христом.
Что же касается положения в нашей Старообрядческой Церкви, то здесь мы видим внушающую недоумение картину. Сохраняя обряды древнего православия, читая православный Символ веры, мы, когда лишь только начинаем говорить о богословии «своими словами», то… роковым образом выпаливаем совершенно еретические фразы. И это повторяется со странной систематичностью.
17 в. – письма прот. Аввакума о «трисущной Троице».
19 в. – поразительное «богословие» «Белокриницкого устава», вызвавшее много соблазна внутри и вне старообрядческой Церкви, но так и не получившее окончательного опровержения до сего времени. Приводим одно из самых скандальных мест:
И убо достоит разумевати: яко Бог сыи свет истинный, искони и совершен и непременен есть, точию до сотворения дел Своих бе в молчании, имея единосущное Слово Сына Своего, Его же, по глаголу блаж. Андрея Цареградского, в первом изречении: «Да будут вецы», нетленно родил, сиречь во исхождении соприсносущным Духом Своим Святым от сердца отрыгнул, якоже свидетельствует пророком: «Из чрева прежде денницы родих Тя».
К чести прежних святителей нашей Церкви, в 1863 г. ее Собор под председательством архиеп. Антония осудил это учение. Но прошло время, и еп. Арсений Уральский, а за ним Ф. Мельников предприняли активные действия в защиту «Устава»: ведь невозможно же было допустить, на глазах у всего света, чтобы исповедание веры в том документе, на основании которого учреж-дена Белокриницкая иерархия, оказалось изобличенным в неправославии. В результате «Белокриницкий устав» был снова оправдан (по крайней мере, в глазах нашей церковной общественности это подтверждается канонизацией его автора, инока Павла), а истинный суд Церкви о нем – прочно забыт.
Поэтому, специально для выискивающих «ариево злочестие» в иконописи западного стиля, напомним некоторые строки деяний Собора 1863 г. Вот тут-то про «ариево злочестие» написано с несколько большей основательностью.
«В кратких словах, но длинный ряд нечестия изображен! 1) «Постигнув непостижимое», (автор Устава – С. С.) 2) открывает доселе неслыханное таинство, что Бог до сотворения дел Своих бе в молчании, имея единосущное во уме Слово Сына Своего. О, Господи, прости дерзость: Бог имел во уме Своем (аки зародыша) Слово-Сына Своего, Егоже в первом изречении родил: значит, до тех пор не раждал Бог Сына, имея Его во уме, дондеже молчал, а когда восхоте произвести творение дел Своих, то в первом изречении, «да будут вецы», вместе с сим изречением и родил Сына. Значит, со времени уже стал Бог Отцем Сына, Которого родил во времени. (…) О, ужас! Но сего ужаса не весьма бы убоялися и самые ученики проклятаго Ария, понеже 3) сей неправый догмат приписывает точию одному лицу Бога Отца превечное по личному свойству бытие, и с тем вместе 4) качествит и количествит, чрез изменяемость молчания и изречения, некачественное и неколичественное Существо, 5) разсекает временем Божество, понеже 6) не предвременным, а подвременным признает рождение Сына Божия. И сего ради отнюдь православия чуждь, и от Церкви да отженется».
Щадя читателя, я не буду здесь анализировать другие шедевры самодельно-безграмотного «богословствования», как, например, «Катехизис» свящ. Михаила Сторожева (напечатан по благословению архиеп. Иоанна в 1909 г., переиздан по благословению митр. Алимпия в 1990 г.) или творения кое-кого из наших современников, вышедшие из печати уже в 21-ом веке. Они, увы, не ближе к православию, чем писания инока Павла. Их содержание придется разобрать отдельно.
Статья 15. «Исусову молитву: «Господи Исусе Христе, Сыне Божии, помилуй нас» изымающих из церковного богослужения – отвращаюся».
Я не припомню, где в церковном богослужении (кроме «безсвященнословной» практики) употребляется Исусова молитва. Разве что в поклонах, следующих после молитвы Ефрема Сирина, – но там ее, по буквальному указанию книг, положено совершать не вслух, а про себя, и я сам видел в новообрядческом храме, что именно так и делают.
Исусова молитва в жизни новообрядческой Церкви, по крайней мере с 18 века, никак не дискриминируется, не состоит под подозрением, но, напротив, удостоивается всяческих похвал, что засвидетельствовано сотнями книг об Исусовой молитве, издаваемых по благословению высшего священноначалия, и канонизацией таких ее известных делателей и учителей, как Паисий Величковский, Феофан Затворник, Игнатий Брянчанинов, Иоанн Кронштадтский и многие другие.
Статья 16. Лжесвидетельствующих, стремящихся явной неправдой послужить утверждению истин и обычаев своей церкви, - отвращаюся.
Разбор выше приведенных статей показал, что лжесвидетельство в полемике не является исключительной привилегией чад господствующей Церкви, но и некоторые старообрядцы впадают в искушение «служить правде неправдой». Так что «отвращаются» наши авторы, кажется, в первую очередь, сами от себя.
Статья 17. «Отметающих священное и святоотеческое писание, воспрещающее брадобритие, - отвращаюся».
Новообрядческая Церковь не «отметает» места из Священного Писания Ветхого Завета, где воспрещается брадобритие. Их можно прочесть в славянском «Елизаветинском» и русском Синодальном изданиях Библии. Она просто не считает их обязательными для Церкви новозаветной, в частности, в силу того обстоятельства, что в Новом Завете такие места не встречаются.
В историческом опыте Церкви можно видеть разное отношение к брадобритию в разные времена и у разных народов. Но очевидно, что никогда и нигде прежде этому не придавалось такого огромного (явно преувеличенного) значения, как на Стоглавом соборе, и как в послераскольной старообрядческой практике.
В древней (до царя Константина) христианской Церкви обличения брадобрития оставил лишь один Тертуллиан, вообще отличавшийся крайним и непримиримым ригоризмом (суровая непримиримость увела его из Церкви в ересь Монтана, а потом побудила основать собственную секту). Впрочем, он же свидетельствует, что в его время брадобрийцами были даже некоторые презвитеры. После 4-го века на латинском Западе мы видим многочисленные изображения епископов и священников с бритыми или коротко подстриженными бородами на мозаиках Рима, Равенны и др. В частности, с предельно коротко подстриженной бородой изображается на одной из мозаик 5 века свт. Амбросий Медиоланский (мозаика выполнена примерно лет 50 спустя после его смерти, когда еще были живы знавшие его).
На Востоке священство, насколько мы знаем, всегда носило нестриженные бороды, но среди мирян и здесь в течение долгого времени брадобритие не считалось предосудительным. Выдающиеся проповедники-моралисты - Василий Великий и Иоанн Златоуст не оставили в своих проповедях каких-то обличений этого обычая. Обличение на порок бритья бород мы можем прочесть у свт. Епифания Кипрского. Но чтобы хотя бы сам св. Епифаний отлучал бритых мужчин от причастия или лишал погребения после смерти, – об этом никто никогда не слышал. Тем паче нельзя засвидетельствовать это о ком-то из других свв. отцов.
Благочестивые императоры Константин, Феодосий, Юстиниан и др. на всех своих прижизненных мозаичных и скульптурных портретах (а также на монетах) изображаются безбородыми. Нестриженной, свободно растущей бородой отличался только имп. Юлиан Отступник, именно в таком виде изображенный на сохранившейся статуе (4 век). Жителям города Антиохии, осмеивавшим его за это, Юлиан был вынужден ответить целой письменной апологией своей бороды, которую он понимал как символ аскетизма (император-отступник в самом деле вел аскетический образ жизни) и любви к философии. Писатель времен императора Юстиниана Прокопий Кесарийский утверждает, что обычай носить длинные бороды стал распространяться среди византийцев-мирян только в его время (6 век), под персидским влиянием.
Что касается более позднего времени, можно еще раз вспомнить процитированное в начале статьи место из письма патр. Фотия, где он относит брадобритие к местным обычаям, терпимым ради сохранения церковного единства и любви.
В Русской Церкви после татарского ига борода воспринималась как видимое отличие русского (=православного) от «латынника» - немца или поляка, то есть, военного противника. Этим и может объясняться суровость Стоглавого собора к брадобрийцам. На это же намекает и формулировка в «Чине исповеди», согласно патриаршим Потребникам: «Согреших… врага-еретика послушав, браду свою брих и иных на то поучах». Впрочем, на деле все обстояло мягче. В первой пол. 17 века, после Смуты, брадобритие в России было распространено весьма широко, и пастыри ничего не могли с этим поделать (см. у Каптерева в кн.: «Патриарх Никон и царь Алексей Михаилович»). Русский полководец князь Михаил Скопин-Шуйский, изображенный на портрете 1630-х гг. без бороды и усов, как известно, получил в 1610 г. торжественное погребение в Архангельском соборе Кремля от столь истового ревнителя православных преданий, как патр. Ермоген.
Если бы запрещение отпевать брадобрийцев, постановленное «Стоглавом», в середине 17 века было исполняемо на практике, то боярин Шереметев навряд ли удивился бы отказу молодого Аввакума благословить его бритого сына, и не разгневался бы настолько, чтобы угрожать священнику смертью. Этот случай, как все помнят, описан в начале Аввакумова «Жития».
Старообрядческие пастыри 1930-50-х гг., т. е. самого тяжелого периода в жизни нашей Церкви, были вполне терпимы к брадобритию. Они не отлучали бреющихся от причастия, позволяли петь и читать в храмах, прислуживать в алтаре, занимать выборные приходские должности, участвовать в соборах. На старых фотографиях мы видим, например, что сын еп. Геронтия чтец Геннадий Лакомкин, активист действовавшего в Ленинграде молодежного братства ревнителей Христовой веры, претерпевший мученическую смерть, до самого своего ареста не носил бороды.
Сохранять суровое (если не сказать – жестокое) отношение к брадобрийцам, выраженное в «Стоглаве», через три века после реформ Петра и после 70 лет советской власти, когда подавляющее большинство населения России считает брадобритие совершенно естественным, - не кажется делом пастырской мудрости. Если молодому неофиту нетрудно приучить себя к ношению бороды, то для пожилого мужчины-старообрядца, возвращающегося в Церковь на склоне лет (а иногда и для того, кто никогда не покидал ее), это часто становится непреодолимым препятствием.
Может быть, и нам, с учетом всего вышесказанного, не держаться за механическое сохранение этой статьи? Иначе новопришедшему будет странно, после торжественного прочтения этой фразы, увидеть брадобрийц, например, среди… детей принимавшего его священника, или узнает, что сам этот священник, будучи мирянином, брил свою бороду в течение всей взрослой жизни, вплоть до выхода на пенсию.
Статья 18. «Желающих оружием и силою приводить к благочестию и благословляющих казни, дыбы, сожжения и иные кровопролитные мучения для устрашения и покорения христиан, - отвращаюся».
Отметим странную непоследовательность. Хотя в новосоставленном «чине» убраны многие статьи «Чина» Арсения Уральского, которые сегодня звучат явным анахронизмом, в данном случае вводится новая статья, содержание которой относится не к современности, а к весьма давнему прошлому. Понятно, что имеются в виду жестокие гонения на старообрядцев во 2-й половине 17 – начале 18 века. Позднее такие средства, как казни и сожжения, уже не употреблялись. Однако авторы чина употребляют причастную форму глагола настоящего времени – «желающих», «благословляющих». Кто же это сейчас «желает» и «благословляет»? Очевидно, что никто. Даже такие защитники никоновской реформы, как прот. Максим Козлов, или люди, питающие к староверам болезненную ненависть, как Наталья Михайлова, пытаются объяснить применение реформаторами казней и пыток только с позиций «законов и понятий того времени», но не оправдывают принципиально-богословски. Другие же идеологи господствующей Церкви стараются вообще свалить всю вину на государственный аппарат, представляя дело так, будто иерархия о гонениях не знала и не ведала, а несла своим «заблудшим чадам» одну нежную материнскую любовь...
Надо признать, что детьми своего времени были и старообрядцы 17 века. Повторим всем известные слова прот. Аввакума, которые тоже при желании можно представить как «часть старообрядческого учения»: «А что, государь-царь, как бы ты мне дал волю, я бы их, что Илия пророк, всех перепластал во един час. Не осквернил бы рук своих, но и освятил, чаю. (…) Перво бы Никона, собаку, и рассекли на четверо, а потом бы никониян» (челобитная царю Феодору Алексеевичу).
Углубившись дальше в историю Церкви, мы увидим постоянное и последовательное применение силы в делах веры на протяжении многих веков. На Западе еще блаженный Августин оправдывал использование военной силы против раскольников-донатистов. В Восточной Римской империи тогда же была введена смертная казнь за языческие жертвоприношения; смертью каралась принадлежность к некоторым сектам, например, мани-хейской.
Побуждение киевлян ко крещению при кн. Владимире, как свидетельствует «Повесть временных лет», подкреплялось веским аргументом: «Кто не пойдет креститься, будет мне враг». Жестокость, с которой Владимир прежде истреблял своих врагов, была всем известна, и киевляне не стали ждать на свою голову беды. В Новгороде, по сказанию Татищевской летописи, язычники оказали вооруженное сопротивление и крестились только тогда, когда были разогнаны воинами Владимирова дяди – Добрыни.
В 14-16 вв. русские, в ходе завоевания земель мордвы и марийцев, крестили их насильно. До наших дней сохранились мордовские исторические песни, воспевающие «языческих мучеников», не убоявшихся принять пытки и смерть (в том числе и сожжение на костре) за верность традициям своих отцов.
Особенно впечатляет яркая апология насилия во славу истинной веры, написанная прп. Иосифом Волоцким (1440-1515). В 13-ом «Слове» его знаменитого антиеретического трактата «Просветитель» прославляются «и казни, и сожжения, и кровопролитные мучения» (говоря словами нашего «Чина») как совершенно законные и необходимые меры светской власти по отношению к еретикам.
Другой известнейший деятель Русской Церкви того времени, архиеп. Геннадий Новгородский (ум. 1505), прямо ссылался на истребление еретиков, евреев и морисков в Испании, как на достойный пример для подражания в борьбе с ересью «жидовствующих» на Руси.
Составители старых анафематствований (в том числе, вл. Арсений) конечно, знали об этих исторических прецедентах. Но авторы нашего «чина», несмотря на дипломы о высшем образовании, похоже, ориентируются в истории гораздо слабее. Или (что страшно и подумать) – сознательно вводят в заблуждение простых людей.
То, что вопрос имеет не только историческое значение, но является больным и животрепещущим, может свидетельствовать недавнее появление вот каких шедевров:
«…В отношении нынешних особо нечестивых оруженосцев диавола (каковы жиды, масоны и исламисты) Освященный Собор призывает всех боголюбивых христиан готовиться к их безпощадному истреблению, согласно заповеди Господа Бога (Втор. 7:16; 20:16-18), вместе с потомством их (Числ. 31:17; Пс. 36:28; 108:13), всех их религиозных памятников (идолов), культовых зданий, позорищ, захоронений и т. д. (Числ. 33:52; Исх. 23:24; Втор. 7:5; 12:1-4), а также вести всяческую против них прочую подрывную деятельность всеми доступными способами, включая терроризм (Числ. 25:3-9; Исх. 32:25-29), дабы окончательно исторгся пред Богом корень их и память их из среды живых (Пс. 33:17; 51:8). (…) Жидовские погромы благословляются и признаются Богоблагословенным способом уничтожения всех видов нелюдей-сатанистов».
Это выдержка из определений собора так называемой «катакомбной (впрочем, действующей открыто и с полным комфортом – С. С.) церкви истинно-православных христиан» от 4 июня 2001 года. Как известно, ее идеологи также пытаются представить себя наследниками ревнителей древлего благочестия 17 века. Но, пока эти ограничиваются словами, другие уже перешли к делу. Николай Королев – главарь террористов, устроивших взрыв на Черкизовском рынке в Москве в августе 2006 г., – является белокриницким старообрядцем. Масс-медиа уже подчеркивали это обстоятельство в самом неблагоприятном для нашей Церкви ключе. Еще памятны имевшие место в 90-е годы попытки активистов экстремистской организации «Русское национальное единство» внедриться в старообрядческие общины Пермской области и ряд других подобных эпизодов.
В этой ситуации «наводить тень на плетень», описывая идеологию религиозно окрашенного насилия как специфическую черту господствующей Церкви – не только нечестно, но и практически вредно для нас самих. Надо принять реальные меры к тому, чтобы теперь и на будущее время сделать невозможным пребывание в наших общинах людей с описанными взглядами, а потом уже оценивать дела давно минувших дней. Заявление Собора 2006 года «Об отношении Русской Православной Старообрядческой Церкви к проявлениям национализма и экстремизма» является лишь первым шагом, за которым должна последовать большая пастырская работа на местах.
И в этой связи уместно напомнить, что само произнесение проклятий на иноверного, инославного (или вообще на какого-либо человека) – есть первый шаг к насилию над ним. Об этом свидетельствует не только история христианства на Востоке и Западе, но и история всех мировых религий.
Статья 19. «Вся явленныя и неявленныя ереси и еретическая мудрования, яже зде глаголанная, и всякия злыя еретическия обычаи – отрицаю и отвращаюся от них».
Статья 20. «Отметающих священныя каноны Святой Церкви и святоотеческое писание и безбожию поучающихся, и последующих таковым, и хвалящих их – сих всех отрицаюся и отвращаюся от них, и причитаюся Христу».
Эти две статьи представляют собою переделку последней статьи «Чина» редакции еп. Арсения, которая выглядит так:
«Вся прочия иныя явленныя и неявленныя ереси, и всех ересеначальников, и безбожию поучающихся и всех единомудрствующих помощников их, и последующих им, и хвалящих их: сих всех проклинаю, отрицаюся и отмещуся от них, и причитаюся Христу».
По буквальному смыслу эта статья не имеет прямого отношения к новообрядцам, а повторяет анафему на всех прежде бывших еретиков, к которым присоединяет разве что еще атеистов («безбожию поучающихся»). Однако не все так просто. Сравним ее текст с соответствующим местом прежнего, до-арсеньевского, «Чина»:
«Проклинаю всякое ложное показание на святых отец писанием, и всякое неподобное действие, и всякия богомерзкия дела их и прочия иныя ереси, явленныя и неявленныя, и вся ересеначальники, и потворники, и звездословию внемлющия, и масонскому безбожию поучающияся, и всех единомудренных помощников их, и последующих им, и хвалящих их, – сих всех проклинаю, отрицаюся и отмещуся от них, и причитаюся Христу».
Теперь ясно, что еп. Арсений не только сократил статью, но и полностью изменил ее смысл. У него она направлена против «всех вообще» еретиков и безбожников. Но в оригинале имелось в виду иное. «Звездословие» (астрология) и «масонское безбожие» там назывались в числе ересей, вменяемых в вину «никонианам». Стоит задаться вопросом: какие обстоятельства определили характер и направленность редакторской правки еп. Арсения?
В конце 19 века в официальных церковных издательствах выходили как новые сочинения против ложного мистицизма и суеверий, одним из которых является астрология, так и перепечатывались старые, – в частности, трактаты против астрологов прп. Максима Грека. Тогда же вся «массовая» литература господствующей Церкви (от проповедей о. Иоанна Кронштадтского до общеизвестных творений С. Нилуса) активно занималась обличением происков масонства. Это, вероятно, и побудило еп. Арсения изменить содержание статьи, при сохранении некоторого фразеологического сходства. В отличие от авторов прежнего «чина», он, стремясь к объективности, не позволил себе пристрастно приписать новообрядцам астрологию и «масонское безбожие». При том, что безбожие, при помощи левой интеллигенции, активно распространялось в народе, - усиливалась и борьба с ним, хотя и далеко не в достаточной степени, как показало будущее.
Одновременно, чем дальше, тем больше вольнодумство проникало и в старообрядческую среду. Появились и свои «радетели». Крупный московский книгоиздатель К. Т. Солдатенков, один из главных попечителей Рогожского кладбища и многолетний член Духовного совета при Архиепископии, еще в 1860-е гг. сознательно печатал литературу революционной направленности, в том числе, сочинения столь откровенных атеистов, как В. Г. Белинский, (именно Солдатенковым было издано первое собрание сочинений Белинского в 12 тт.), Н. А. Добролюбов, Н. Г. Чернышевский.
Реальностью начала 20 века стало то, что масонские ложи, объединявшие в себе представителей буржуазии, имели среди своих членов и некоторых известных и очень влиятельных предпринимателей-старообрядцев. В числе таковых в литературе упоминаются, например, братья Рябушинские – главные спонсоры полемического журнала «Церковь». Некоторые старообрядцы-капиталисты накануне революции 1905-7 гг. оказывали денежную поддержку партии Ленина, не скрывавшей своего курса на насильственное свержение монархии и уничтожение религии. Нижегородский историк Ф. Селезнев, опираясь на архивные данные, указывает, что этим активно занимались московский фабрикант С. М. Шибаев, нижегородцы Д. В. Сироткин и Н. А. Бугров. Важно отметить, что Сироткин и Бугров были не просто крупными предпринимателями, но еще и центральными фигурами в церковно-общественных делах старообрядчества: первый – в белокриницком согласии, второй – в беглопоповском.
Конечно, деятельность отдельных лиц, хотя бы и столь известных, и влиятельных, не может положить пятна на всю старообрядческую Церковь. Наши святители того времени многократно выражали глубокую озабоченность ростом нигилизма и безбожия в России вообще, и в среде своей паствы – в частности. Пытались они и ограничить влияние богатеев на церковную жизнь старообрядческих общин. Известно многолетнее противостояние между еп. Иннокентием Нижегородским и тем же Д. В. Сироткиным; известно, что архиеп. Иоанн Московский откровенно называл половину членов «Союза старообрядческих начетчиков» «безбожниками и революционерами».
Такова история. И, возвращаясь в современность, все-таки попросим авторов ныне обсуждаемого «Чина» разъяснить, почему человек, присоединяющийся к старообрядчеству из господствующей Церкви, должен, по их желанию, отрекаться от «поучающихся безбожию»…
6
В сравнении с «Чином» еп. Арсения текст, обсуждаемый ныне, представляет собою свидетельство глубокого образовательного и интеллектуального регресса. Введение его в практику Русской Православной Старообрядческой Церкви было бы сильнейшим ударом по ее собственному православию, не говоря уже о нравственном авторитете в обществе. Оно только даст повод для нападок, подвергнет нас изоляции от всего остального народа России и опасности гонений. Может, именно гонений хотят для нашей Церкви пропагандисты отречений и проклятий?
Иногда создается впечатление, что их активность поддерживается извне. В электронных масс-медиа, которые в наше время поставляют большую часть информации о жизни разных религий, мы почти не видим сообщений об адвентистах и «свидетелях Иеговы», чья активность далеко превосходит старообрядческую. Мы практически ничего не слышим о внутренней жизни даже таких скандальных образований, как «Богородичный Центр» или секта Виссариона. Казалось бы: вот уж где поживиться любителям сенсаций… Но из старообрядческой Церкви скандалы и сплетни выливаются в информационное пространство каждый Божий день, да еще и в страшно преувеличенном виде. Зачем это нужно?
Мне кажется убедительным только один ответ. Кому-то нужно беспощадно дискредитировать Русскую Православную Старообрядческую Церковь. И в этой кампании по дискредитации упор делается не на пороки, связанные с роскошью или развратом, - у нас много по этой части не накопаешь, - а на серость, примитив, дезорганизацию, на «разброд и шатание»… По публика-циям СМИ, на посторонний взгляд, наша Церковь выглядит не вызывающей к себе ни доверия, ни уважения – в лице любых своих представителей: епископов, священников, «экуменистов», «ревнителей»…
Обсуждаемый ныне «Чин» только добавит ярких красок для такого нелестного портрета. Вместо того чтобы лишний раз выставлять себя в трагикомическом или пугающем виде, – не лучше ли заняться делом? А именно: серьезным наведением в Церкви порядка, которое нельзя вести иначе как через воспитание и образование клира и народа в действительно евангельском и церковном духе, по образу нашего Господа, на примерах его апостолов и святых.
Отцы и братие! Вспомним апостола Иакова: «Вера без дел мертва» (Иак 2, 26). Засвидетельствуем свое «древлеистинное» благочестие делами и нравами, достойными древних святых. Напомним себе и другие слова того же апостола: «А яже свыше мудрость, – первее убо чиста есть, потом же – мирна, смотрелива, кротка, благопокорлива, исполнь милости и плодов благих, несуменна (в греч. ?????????? – т. е. беспристрастна) и нелицемерна. Плод же правды, со смирением сеется творящим мир» (Иак 3, 17-18). Покажем в наших поступках, в рассуждениях, в словах, обращенных как к своей пастве, так и ко внешним, – мир, кротость, беспристрастие, нелицемерие…
И, если мы видим, что в тексте, который преподносится Церкви как некое исповедание веры, все эти нужнейшие для христианина качества напрочь отсутствуют, – это значит, что он исходит не «яже свыше мудрости», но от страстей века сего.
Старообрядческой Церкви нет нужды доказывать свою правду неправдой. Бесполезно уверять себя и других, что все русские обряды середины 17 века идентичны исконным древним обрядам Греческой, Римской, Египетской, Галльской, Кельтской и иных церквей, основанных в первые века христианства и давших миру многие тысячи святых подвижников благочестия. Всемирно-значимой исторической задачей нашей Церкви и смыслом подвига ее исповедников является не это, а совершенно другое. Так вот, давайте, с Божией помощью, осмыслим: в чем заключена правда старой веры? что она должна сказать миру?
Ибо, если хранение буквы канонов и ритуалов мы сделаем самоцелью, не желая исполнять волю нашего Спасителя: «Идите… проповедуйте Евангелие всей твари» (Мк 16, 15), - это будет означать, что мы – не Христовы ученики. Если же мы Христовы, - то нам должно быть известно: все догматы и каноны, все уставы и обряды богослужения не имеют других целей, как только проповедь миру спасения во Христе Исусе и освящение по образу Христа всей жизни верующих, - не только их внешних поступков, но и внутреннего мира (Еф 2, 22; Кол 3, 10). Итак, догматы, каноны и обычаи должны служить в помощь «единому на потребу», а не заслонять и не подменять его.
Нам достались не «единственно спасительные» обряды и уставы, – но нам досталась непрерывная живая традиция православного благочестия в поместной русской форме, хоть и не изначальной, но находящейся в органическом естественном развитии. Это – большое богатство, по сравнению хотя бы с теми же новообрядцами, у которых традиция была неоднократно подорвана насилием, произволом и воздействием факторов, совершенно нецерковных по своей природе. Наша Церковь, Божией милостью, сохранялась до сих пор от рабствования текущим интересам государственной власти, от внутренней бюрократизации, она в значительной мере сохранила такую исконную христианскую черту как общинность. Наша Церковь имеет объективную возможность быть народной и живой Церковью, - без демагогического опошления этих хороших слов. И эта Церковь не выдумана мечтателями, а исконно существует, реально сохраняет апостольскую преемственность вероучения и иерархии.
Церковь живая – и, в то же время, глубоко укорененная в Предании, Церковь, близкая народу, – и при этом не угождающая прихотям века сего, – а не отчужденная и безжизненно-окаменелая, – вот за какую Церковь страдал и умер Аввакум. Это поймет каждый, кто непредвзято, честно и вдумчиво прочтет его творения. Подобный нам человек, со своими недостатками, падениями, пристрастиями, подчас – заблуждениями, - он «алкал и жаждал правды» своим горячо верующим и любящим сердцем. Будем подобны ему в лучшем, а не в худшем, и Господь научит нас Своим Святым Духом, как исправить его недостатки и вести дальше его дело, как исповедовать и содержать в чистоте эту правду, чтобы она не была скрыта под спудом, не помрачалась в фарисействе и невежестве, а светила всем людям.
Да умолкнет же всякое неправедное мудрование, «имущее образ благочестия, силы же его отвергшееся» (2 Тим 3, 5). И да прославится и воцарится во веки наш Великий Первосвященник, Глава тела Церкви (Евр 4, 14; Кол 1, 18) – Господь Исус Христос, «предавший Себя для искупления всех», Который «хочет, чтобы все люди спаслись и пришли в познание истины» (1 Тим 2, 4, 6). Ему же слава ныне, и присно, и во веки веком. Аминь.
При перепечатке и использовании материалов ссылка на сайт обязательна.
Отдельные материалы могут быть защищены дополнительными авторскими правами.
Обратная связь: a@1gb.ru
posad.1gb.ru/default.aspx?ti=1&hti=87